Мы тут же отправились в Переделкино. Увидев нас в окно, Зинаида Николаевна вышла навстречу: «Борис, он просит тебя одного».
В доме отец пробыл полчаса или чуть больше. Когда вышел, у него было такое лицо, что я даже не решился спросить, о чем был их последний разговор. Сделал это позже — и получил короткий ответ: «Мы сказали друг другу «до свиданья».
Через две недели, тридцатого мая, Пастернака не стало. Зинаида Николаевна, проявив великодушие, разрешила Ивинской прийти в дом — проститься. Только разве можно от таких, как она, ждать хотя бы чего-то похожего на благодарность или покаяние? После смерти Зинаиды Николаевны, которая через шесть лет ушла вслед за мужем, эта женщина принялась третировать Леню — их сына.
Подсовывала ему вырезки из западных газет, где на снимках была изображена с Пастернаком и детьми от двух «случившихся» еще до встречи с поэтом браков... Подписи под снимками гласили: «Борис Пастернак со своей семьей». На Леню, очень любившего отца и тяжело переживавшего его предательство по отношению к матери, это действовало чудовищным образом. Я думаю, именно на Ивинской в немалой степени лежит вина за то, что Ленька ушел из жизни совсем молодым — в тридцать восемь лет. Его нашли мертвым за рулем стоящей на обочине машины — остановилось сердце.
...Руководство театра, партком «категорически не рекомендовали» Борису Ливанову идти на похороны Пастернака. Но он не только пошел — но и нес гроб. А на следующий день был вызван на ковер к Екатерине Фурцевой.
Однако выволочки не состоялось. Едва министр культуры начала требовать объяснений, как актер Ливанов ее прервал: «У нас с вами разные представления о жизни и смерти».
Будучи наслышанными о Борисе Ливанове и зная пословицу «Яблоко от яблони недалеко падает», ко мне с предложением вступить в партию коммунистические функционеры даже не обращались. Не обращались напрямую — пытались действовать через друзей. В том числе и через Романа Качанова*, замечательного режиссера-мультипликатора, у которого я озвучивал Крокодила Гену. Мы частенько ужинали в каком-нибудь кабачке, и Рома убеждал: «Ты уже известный артист — никому и в голову не придет, что ты вступаешь в партию из карьерных соображений».
После третьей или четвертой попытки Качанов хлопнул по столу рукой и облегченно выдохнул:
— Все, я свое партийное задание выполнил — честно пытался тебя уговорить. Но не уговорил!
— Ты скажи своим партийным начальникам, что партия — глубоко личное дело и я к столь ответственному шагу не готов.
Кому понравится этакая строптивость? Меня несколько раз выдвигали на звание заслуженного, но тут же «задвигали», потому как я отказывался выполнять «предварительные условия».
В 1964 году Лева Кулиджанов приступил к съемкам фильма по повести Казакевича «Синяя тетрадь», долгое время находившейся под строжайшим запретом. Роль молодого Дзержинского предложил мне.
Я согласился, потому что Феликс Эдмундович у Казакевича и Кулиджанова совершенно выпадал из образа, растиражированного советским кинематографом. В «Синей тетради» он был аристократом, потомком польских шляхтичей — гордым, тонким, лощеным, с изысканными манерами. Фильм прошел в одном-единственном кинотеатре и всего неделю — потом его тихо сняли с проката. А мне стали звонить «придворные» режиссеры с предложениями: сыграть Дзержинского во втором, третьем фильме, но только уже в одобренном партией и правительством «ракурсе» — железным Феликсом в солдатской шинели сурового сукна. Я всякий раз отвечал отказом. Тогда мне позвонили из ЦК. Заявили без обиняков:
— Как только согласитесь — сразу получите народного артиста СССР.
И услышали в ответ:
— Вы знаете, Дзержинский — это не амплуа. Я в третьем поколении артист и не могу играть одного из вождей революции в трех фильмах кряду. Звания так не зарабатываются. Во всяком случае, ДЛЯ МЕНЯ это неприемлемо.
Прошло года два или три, Лева стал первым секретарем Правления Союза кинематографистов и сделал так, чтобы документы на представление Василия Ливанова к званию заслуженного артиста РСФСР «реанимировали». Звонит как-то радостный, возбужденный:
— Вася, завтра последний этап! Собеседование в парткоме Союза кинематографистов! Ты должен прийти.