Я даже умею ничего не делать. А ему надо было все время двигаться, двигаться, двигаться. Он очень мало ел и худым был всегда. Рассказывал, что в детстве бегал быстрее всех. «Вот, — говорит, — все бегут, а я их всех обгоняю метров на двадцать». И правда, Басов всегда все делал быстрее всех. Быстрее всех снимал, быстрее всех писал, рисовал. В какой-то момент ему становилось скучно, потому что он уже знал, что будет дальше. И так же быстро начинал заниматься чем-то другим. От тягучих картин, где вода с потолка может капать по полчаса, в восторг не приходил:
—Как Тарковский я тебе сейчас левой рукой за три дня сниму.
—Пап, перестань, — заступался я за Андрея Арсеньевича.
—О, боже ты мой! И почему тебе нравится всякая фигня?!
Однажды мы даже поссорились, когда отец показал мне, как именно надо играть сцену.
—Нет, так делать не буду, не хочу выглядеть идиотом, — заявил я и ушел со съемочной площадки.
Вениамин Смехов побежал за мной:
—Володя, ты что творишь? Не срывай смену.
—Но почему я должен встать и куда-то идти, если логика характера моего героя требует остановиться, плюнуть и на всех наорать?
Когда я все же вернулся в павильон, отец сказал: —Играй как считаешь нужным.
Он никогда не оскорблял актеров, поскольку в основном снимал своих друзей, ему было с ними комфортно работать.
Зато мог наорать на осветителя, что тот не туда направил свет, на реквизитора, который не вовремя принес что-то в кадр и задержал съемку. Постоянно подгонял оператора: «Почему так медленно перезаряжаешь камеру?»
Когда инсульт приковал отца к постели, это стало для него самым страшным испытанием. Мать навещала его в больнице, сидела у постели, заботилась. Она вообще, надо признать, в экстремальных ситуациях всегда приходит на помощь, за бабушкой, когда та умирала, ухаживала самоотверженно, до конца.
Титова появлялась в больнице у отца редко.
Когда они встретились, Владимир Павлович влюбился в Валентину без памяти. Ради нее бросил нас. Перевез родителей Титовой из деревни, квартиру им в Москве выбил. А Валентина Антиповна всю жизнь культивировала в нем чувство вины, упрекала, что испортил ее актерскую карьеру. Мол, если бы папа не настоял, чтобы снималась в «Щите и мече», она бы осталась в труппе Георгия Товстоногова и стала бы великой артисткой, звездой БДТ. До сих пор в этом уверена.
После инсульта отец потерял интерес к жизни. Рука у него не двигалась, нога волочилась, передвигался Владимир Павлович с палочкой, что его страшно бесило. От привычки пить кофе он не отказался, хотя ему это было вредно. Когда мы тайком разбавляли крепкий кофе водой, папа делал глоток и выплескивал остальное в раковину: «Этот «брандохлыст» я пить не буду».
Сигареты мы тоже от него прятали, но отец все равно не бросал курить. Однажды с горечью признался: «Я уже никогда не стану прежним, а значит, нет смысла жить».
Я работал на дубляже зарубежного фильма, когда в тонстудию вошел мой партнер Валера Рыжаков:
—Позвони маме.
—Что случилось?
—Позвони...
К телефону подошла бабушка: «Володя, папа умер... Сообщи Саше и Лизе».
Саша, окончив режиссерский факультет ВГИКа, проходил армейскую службу там же, где я, — в Театре Советской Армии. Меня проводили к брату, он стоял у раковины и чистил зубы.
«Папы больше нет...»
Саша отшатнулся к стене и стал оседать.
Отца похоронили на Кунцевском кладбище.
На поминки собрались самые близкие его друзья. Валерий Семенович Фрид окинул их взглядом и говорит: «Вы сидите с такими кислыми рожами, что если б Володя вас увидел, непременно сказал: «Ребята, вы что, совсем охренели?» А ну, давайте вспоминать про Басова смешное».
Георгий Мартынюк изобразил, как папа выступал по финскому телевидению и говорил на английском языке, которым не владел. Истории Станислава Андреевича Любшина, Юрия Саранцева сопровождал жуткий хохот. Мама тоже была на поминках, в отличие от Титовой.
Зато суд, который делил отцовское наследство, Валентина Антиповна не пропустила.
Лиза, наученная мамой, со слезой в голосе рассказывала, как Владимир Павлович жутко пил и всех бил, поносила нас с Олей: мол, мы — коршуны, желающие вырвать добычу у законных наследников. В итоге мне достались машина и гараж, Саша получил папины дневники, все остальное ушло Титовой и Лизе. Саша, кстати, долго не мог простить мать, а сейчас — ничего, общается. Я даже немного завидую: что же с матерью не общаться, если она не против. Моя, например, — против.
Лиза потом вышла замуж за иностранца, уехала в Грецию. Оля как-то пыталась списаться с ней через социальные сети, но Лиза не ответила.