— Скажите, чем вы могли бы заниматься с такой же страстью, с таким же погружением, как актерством?
— Быть врачом, потому что это конкретная помощь человеку. Прооперировать пациента или вылечить какую-то болезнь — это здорово. Но у меня с химией плохо. Но предположу, что и у Антона Павловича не все с ней складывалось. Хотя меня безумно бесит, что я очень плохо образован... Я так завидую людям, знающим историю, языки, философию. Их мало, но с ними так интересно. И я чувствую себя ущербно по сравнению с ними, потому что ничему не научился. Какие-то азы профессии познал, потому что находился рядом с теми, кто владеет ей. Что мог, воровал у них. У Равиковича многому пытался научиться. У Петренко пытался, хотя это невозможно, он отдельный экземпляр. У Табакова с его разговорами о жизни, у Караченцова с его пластикой... А уж начинал я знакомство с профессией с великих — с дяди Коли Симонова, с Черкасова, Чиркова, Толубеева. Весь БДТ и Стржельчик, Юрский, Борисов, Полицеймако — это что-то невероятное. А Смоктуновский! Хотя режиссер Роза Сирота о нем довольно точно сказала, что он забыл выйти из образа.
В общем, профессия хорошая и интересная. Она интересная в первую очередь тем, что с такими людьми встречаешься. А я столько наобщался, и не только за столом, а просто в поезде, и на скамейке, и в грим-уборной — мне с этим тоже очень повезло.
— Театр, в который вы пришли юношей, меняется изнутри, даже запах за кулисами не тот.
— Конечно. Но уходит не запах, уходят люди. Вот, когда из Театра Ленсовета ушел Владимиров, театр стал пустым для меня. Или Театр Комиссаржевской, когда умерли отец и дядя Коля, а еще мои любимые артисты, изменился. Пришло поколение с другим говором и мировоззрением. Конечно, в карете прошлого далеко не уедешь, но будущее меня не интересует, ничего привлекательного там для себя я не вижу.
— Вы часто ходите в театр, где служит Лиза?
— Конечно, на все ее премьеры.
— Она актриса высочайшего уровня..
— Возможно, да, а возможно, и нет. Я плохой критик, тем более для своей дочки. Не восхищаюсь ни одной из ее ролей, но вижу, что все сделано очень добротно, грамотно и профессионально. А радует меня то, что люди, которых я очень уважаю, люблю и преклоняюсь перед ними, говорят о ней очень хорошо. Например, Басилашвили может позвонить и сказать: «Мишка, вчера посмотрел новый спектакль. Ну, у тебя дочка!» Я думаю: сам этого не увидел, а он мне открыл. Или Алиса Бруновна может высоко оценить Лизину работу. Это радует.
Мне очень приятно, что обо мне говорят: папа Лизы Боярской. В чем смысл моей жизни? Дать возможность моим детям проявиться в чем-то. И сын Сережа — серьезный, умный, интеллигентный, толковый мужик. Люди говорят о нем хорошо — что еще отцу нужно для счастья? Ничего. Не мешать. Не навредить.
