Следом появился невысокий мужчина с гитарой, что-то распевающий во все горло…
Ну все, думаю, попал в сумасшедший дом!
Так я познакомился с Высоцким.
В тот же день набрал я пленок с его записями и вечером дома все их прослушал. Назавтра мы снова столкнулись с Высоцким: «Здорово, Саша!» — «Здравствуй, Володя, я твой раб до конца дней. Ты — гений!»
Он был как роза — пока доберешься до стебля, все пальцы исколешь. Как-то зимой пробегает мимо меня и бросает ключи от машины: «Саша, прогрей!» Машину я прогрел, но потом сказал: «Володя, больше так не поступай!» — «Ну, прости!» Пару раз я наблюдал за Высоцким, когда ему казалось, что его никто не видит.
Он сидел как старичок: весь мокрый, с одышкой. Володя очень уставал. Как-то в театре проходил его вечер. В зале сидели Юрий Петрович, актеры. Коллеги шепотом говорят нелестные для Высоцкого вещи — он-де и Гамлет плохой, и Ганнибала в «Сказе о том, как царь Петр арапа женил» не так сыграл. Я осторожно, по коврам, подошел к Володе со спины и вдруг слышу, как он тихо-тихо говорит: «…твою мать, и за что они меня так ненавидят?!» Подумал: «Вот что делает зависть!»
Высоцкий был очень одинок, от этого не спасала даже любовь — по-моему, чувство Марины Влади и близко не стояло к тому, как он ее любил. Он мог встретиться с какой-нибудь девчонкой, но это ничего не меняло: Володя жить не мог без Марины. Думаю, что она к нему не так относилась.
А потом из «Таганки» я ушел, и все называли меня дураком.
Но со временем «Таганка» стала другой, а в Театре имени А. С. Пушкина мне предложили хорошие роли. Там я и встретил Иру, которая стала моей судьбой.
— Прямо наваждение какое-то. У вас было столько прекрасных дам, и ни одну из них вы не любили по-настоящему, а свою принцессу нашли в костюмерной.
— Да, это было как наваждение, тут ты прав. Я ведь не монах, были у меня очень яркие романы. Как и все, увлекался молодыми актрисами, художницами, балеринами — красивыми женщинами, которых приходилось добиваться. Знакомые утверждали, что у меня больше женщин, чем волос на голове.
А шевелюра у артиста Пороховщикова тогда была густая… Благодаря кино я пользовался популярностью, после спектаклей поклонницы ждали меня на улице с цветами, и во многих букетах я находил записочки с предложениями встретиться, поужинать, съездить куда-нибудь… Одна безумная даже бегала за моей машиной! Мне тогда было чуть за сорок, а в костюмерной Театра имени А. С. Пушкина работала маленькая, хрупкая пятнадцатилетняя девочка.
Я ей тогда очень не нравился, мне же казалось: это чья-то внучка по театру ходит, актерский ребенок… Но потом случилось то, о чем я уже говорил: на репетиции «Оптимистической трагедии» я играл Вожака, мы оказались за сценой и сидели рядом. Я случайно положил свою ладонь на ее руку, и между нами пробежала какая-то искра… Объяснить это невозможно.
