— Ложись спать.
Уснула я не скоро — все думала о том, какой Олег замечательный: «Что за мужчина! Беспокоился, как доберусь до квартиры, сразу позвонил...»
А потом этот замечательный мужчина пропал на два месяца. У меня тогда и в мыслях не было, что мы можем стать парой. Я даже влюбиться в него не успела. После знакомства была уверена только в одном: это человек, с которым я хочу общаться, дружить. Кроме сестры о вечере, проведенном в обществе Меньшикова, не рассказывала никому. Даже самой близкой подруге — однокурснице Свете Павловой. О причине моего пришибленного состояния она догадалась сама. Мы сидели перед студенческим спектаклем в гримерке, ждали своего выхода.
Я стала листать забытый кем-то журнал, увидела портрет Олега — и заплакала. Неожиданно для самой себя. Скорее всего от обиды: ну как же так, взял телефон — и пропал! Светка стала спрашивать, что случилось, но взглянув на раскрытую страницу, в ужасе выдохнула: «Ох, блин! Во влипли!»
В середине апреля я позвонила Галине Валерьевне, чтобы узнать время репетиции. Она была в офисе «Театрального товарищества 814», а Меньшиков находился где-то рядом. Попросил у Дубовской трубку и как ни в чем не бывало предложил вечером встретиться. На свидание шла с твердым намерением спросить, почему он пропал, но вопрос в тот раз так и остался при мне. Ответ получила уже летом, месяца через три: «Эти восемь недель я думал, — пауза.
— Не хотел портить тебе жизнь, — еще одна пауза. — Но вот испортил». Тогда же я узнала, что была первой девушкой, у которой Меньшиков попросил телефон.
Маме я долго не рассказывала о переменах в личной жизни. Наконец решилась. Звоню в Талнах:
— Короче, я тут встречаюсь с одним человеком...
— Та-а-к... И кто он?
— Олег Меньшиков.
— Ой, бедный Олег!
— Да ладно тебе. Почему бедный-то?
— Ты только уж сразу ему все не вываливай.
Что имелось в виду под этим «все», можно было не гадать.
И мой не самый покладистый характер, и прилагающаяся ко мне многочисленная родня. Только предупреждение мамы было запоздалым: я уже давно Меньшикову все «вывалила». Так и сказала: «Учти: если решишь взять меня в жены, вместе со мной возьмешь и всю мою семью». Он в ответ молча развел руками: дескать, выбора нет, согласен.
Олег у родителей один, понятно, что поначалу ему на наших семейных сборах было не очень комфортно. Большую часть времени сидел молча, с напряженным лицом, а когда мы оставались наедине, признавался: «Я теряюсь. Не знаю за кем следить, кого слушать, кому отвечать.
Вы все что-то разом говорите, куда-то бегаете, суетитесь. У меня уже через полчаса голова идет кругом».
Сейчас, конечно, попривык. На семейных торжествах и шутит, и истории рассказывает, и поет, и имена моих племянников уже не путает. Но запанибрата с ним по-прежнему нельзя. Меньшиков не любит этого определения, и все же я его использую: он очень непростой человек. Сложность идет не от пустой фанаберии, а от понимания, как много ему дано — таланта, обаяния, внутренней глубины, благородства. Не удивлюсь, если у него дворянские корни. Так что не только из-за разницы в возрасте в двадцать с лишним лет я первые полтора года наших отношений никак не могла перейти на «ты». Олег ругался: «Это просто безобразие: мы столько времени вместе, а ты «выкаешь»!»
