«Заболели» поэзией мы почти одновременно. Пришла новая учительница литературы и открыла нам запрещенных в те годы Гумилева, Мандельштама и Цветаеву. Слушали стихи затаив дыхание. А потом почти всем классом записались в читальный зал Исторической библиотеки, где хранились томики поэтов Серебряного века. Выносить книги не разрешалось, и мы переписывали стихи от руки. Лет десять назад сестра, разбирая старые бумаги, нашла мою тетрадку, а там аккуратным школьным почерком выведен чуть ли не целиком «Громокипящий кубок» Игоря Северянина.
К тому времени я уже умел играть на гитаре. Знал почти весь репертуар Вертинского — мама его обожала и пела мне вместо колыбельных. С ним я быстро стал звездой нашей школьной компании.
А потом наступил 1953 год — умер усатый вождь. Следом случилась тюремная амнистия. И вот вчерашние уголовники, которых почему-то оказалось много в доме на Неглинной, где я тогда жил, вернувшись из зон и тюрем, вечерами стали выходить во двор, играть в карты за столиками, вернее большими кабельными катушками, положенными на бок, выпивать, закусывать. Они пели песни, которых я раньше никогда не слышал: «Шарит урка в пойме у майданщика, там ходит фраер в тишине ночной...» Началась мода на тюремную романтику, от которой, казалось, веяло особой свободой. У Евгения Евтушенко даже есть такая строчка: «Интеллигенция поет блатные песни».
Не все знают, что перед Школой-студией МХАТ Володя полгода учился в другом институте. Заканчивая десятый класс, где-то уже весной, мы спохватились: надо решать, куда поступать. Были, конечно, безалаберными молодыми людьми по сравнению с нынешними выпускниками, которые знают, чего хотят. И когда задумались, что делать, Володя сказал: «Давай пойдем к отцу, посоветуемся».
Пришли. Семен Владимирович в своей манере служивого офицера говорит: «Значит, так — слушай сюда. Чтобы всегда иметь кусок хлеба, надо получить диплом инженера». Чем Володю и меня, конечно, немного обескуражил. Наши гуманитарные привязанности как-то не особо располагали к техническому вузу. Хотя учились мы довольно прилично и в начале десятого класса, кстати, решили даже окончить школу с медалями. Но от этой идеи после первой четверти, увы, пришлось отказаться.
Нас пригласили на школьный вечер в соседнюю женскую школу № 187. Обычно на таких вечерах устраивали показ какой-то своей самодеятельности. Все это было скучно и неинтересно. Володя вышел на сцену и рассказал байку в стиле чуть позже ставших модными анекдотов «армянского радио». Всего-то: представитель пролетариата дремлет, над ним летает комар, кусает за нос и вроде бы как издевается над рабочим человеком. Но Володю за эту шутку чуть не выгнали из школы, правда, потом ограничились тройкой по поведению в четверти. Какая там медаль?! «А раз Володя не получит, то и мне она не нужна», — решил я.
Так куда поступать? Высоцкий, будучи большим оригиналом, предложил: «От какого вуза будет самый красивый билет на день открытых дверей, туда и пойдем!» Самым ярким и красочным оказалось приглашение в МИСИ — инженерно-строительный институт имени Куйбышева. Конкурс — восемнадцать человек на место. Поступить надо, других вариантов нет, иначе загребут в армию.