Отдраили с Сережей квартирку, оклеили стены новыми обоями и зажили на новом месте. Когда весной ЖЭК попросил съехать, я опять бросилась к знакомым. Они помогли узаконить «самозахват».
В этой «однушке» мы были счастливы! И у нас постоянно тусовались друзья. Иногда набивалось человек двадцать. Готовила я роскошно: паштеты, сырные запеканки, пироги с сулугуни, капустой — любые. Однажды на кухне с подругой, актрисой Марией Остапенко-Белоусовой, лепили пельмени, которые наши вечно голодные коллеги сжирали в пять минут, и я сказала:
— Машка, мне иногда так страшно. Счастье странная штука, оно укачивает, как лодка, но я очень боюсь, что за него придется расплачиваться.
— Ты что, почему?
— В жизни за все нужно платить. Посмотри, сколько несчастных людей вокруг, а мы с Сережей так счастливы!
У Гинзбурга был красивый свитер из тонкой шерсти, дорогой, темно-синий, он его очень любил. Свитер проела моль на плечах, и Сережа ужасно расстроился. На гастроли поехал в другом. А у меня были шикарные лайковые перчатки, папа привез из Англии. Я разрезала их и сделала на свитере кожаные погончики, скрывшие дырки. Пришила машинным швом, чтобы не было похоже на заплатки. Никогда не забуду, как мы стояли в обнимку с этим свитером и чуть не плакали от счастья. Я, правда, осталась без единственных кожаных перчаток. Но оно того стоило. И Сережа оценил...
Я надеялась, что старый дом снесут и нам дадут площадь побольше. Но время шло и ничего не происходило, а у нас уже родился младший сын Никита. (Егора тогда забрала мать). Жить в одной комнате стало невозможно. Сняли крошечную «двушку» в том же микрорайоне: одна комната — шестнадцать метров, другая — семь, кухня — пять. Сережа называл ее «живопырой». Не знаю, сколько бы мы еще мыкались, если бы однажды на АТВ не пришел председатель Московской городской думы Владимир Платонов. Кира Прошутинская рассказала ему, в каких условиях живет моя семья. Владимир Михайлович обратился к Лужкову, и тот решил наш жилищный вопрос. Мне дали трехкомнатную квартиру в новом доме в том же районе...
Я очень долго просила Сергея оформить документы опеки на Егорку. Лика не появлялась и не интересовалась ребенком, думаю, с ней вполне можно было договориться, чтобы совсем забрать его к себе. Сережа кивал — да-да, но ничего не делал. Однажды пришла с работы и узнала, что Егора украли. Он был у Тамары Николаевны, когда позвонила Лика и напросилась в гости. Она так плакала и так трогательно рассказывала, как соскучилась по любимому сыночку, что бабушка размякла. Решила выпить чаю с бывшей невесткой. Едва она вышла на кухню, Лика схватила Егора на руки и была такова. У подъезда ее ждало такси.
Отыскать мальчика по горячим следам не получилось. Лика вышла замуж, поселилась у мужа и поменяла сыну имя и фамилию. Вместо Егора Гинзбурга он стал Георгием Мансуровым. Я долго не могла смириться с потерей и обвиняла Сергея: если бы он вовремя все оформил, Лика не смогла бы похитить ребенка. Сережа, в отличие от меня, не особенно переживал. Однажды я заметила:
— Какой-то ты равнодушный...