— А это все настоящее!
Светлана Сергеевна забеспокоилась:
— Как настоящее?! Почему ты не сказал?!
— Я же кричал: «Господи, как больно!»
— Думала, ты импровизируешь!
Со стороны, где стоял Володька, ни одной ссадины, а с другой — кровавое месиво.
В следующем эпизоде умирал на руках у Сергея Каюмовича Шакурова с такими примерно словами: «Барин, не езжайте туда, там засада...» Лежу оголенный, а дело происходило в ноябре, холодно. Оператор, великий Анатолий Мукасей, недоволен: «Камера фиксирует, что Добронравова бьет озноб и как дергается его веко, когда на него попадает капля дождя. А он играет мертвого». Меня продолжает колотить от холода, ничего не могу с собой поделать. Сергей Каюмович сидел, сидел и вдруг как заорет: «Да нальет кто-нибудь наконец артисту водки?!» На площадке ввели сухой закон, но все-таки сделали исключение — побежали, принесли мензурочку с разведенным спиртом. Проглотил его, по организму сразу разлилось такое тепло! И сыграл все с первого же дубля.
Когда пришел в труппу «Сатирикона», Сережа Урсуляк уже служил там. Впервые увидел его на сцене в спектакле «Геркулес и Авгиевы конюшни», Сережа играл друга Геракла, который всегда находился при герое и получал от всех тумаки. Потом Урсуляк поступил на Высшие режиссерские курсы, учился, мы помогали ему, участвовали в этюдах. А позже я снимался почти во всех его фильмах. Сережа замечательный, уникальный, тонкий, глубокий. Он — фанат профессии!
«Ликвидация» — вообще подарок для артиста. Так много в этом фильме сошлось. Какой оператор Михаил Суслов! Боже мой, невероятный! А партнеры какие! Одесса, лето, семь месяцев рая! За это время, я посчитал, тридцать шесть раз слетал в Одессу и обратно. Летом сидели на съемках безвылазно, осенью начался театральный сезон. Тем не менее по первому зову мчался к Сергею, даже если ему нужен был всего лишь мой крупный план. А на город часто опускались туманы, аэропорт переставал принимать. Летел до Киева, ехал в такси до Одессы, снимался буквально десять минут, опять садился в такси до Киева, летел в Москву, играл спектакль и снова возвращался на съемки.
У Урсуляка потрясающий талант: на всех фильмах, где я с ним работал, он создавал невероятную закадровую атмосферу. Он так отдается профессии, что глядя на его муки, никто не имеет права позволить себе подвести режиссера. Я не помню, чтобы кто-то напивался! Конечно, после съемок расслаблялись, но на результате это никогда не сказывалось: нет, нельзя, что Серега подумает? Во время съемок все режиссеры производят впечатление немного сдвинутых, живут так, будто у них нет ничего: ни семьи, ни дома. Серега такой же! Урсуляк так выматывается, что дымит как паровоз, чтобы не заснуть, в буквальном смысле зажигает одну сигарету от другой. Больно на него смотреть, но результат искупает все.
Сейчас уже не вспомню, сколько одесских шуточек, поговорок мы принесли с улицы в кадр. Сколько всего было напридумано! А как доставалось бедному Володе Машкову! Чтобы оставаться в форме, он в то время практически ничего не ел. Его Гоцман должен был выглядеть сухим, жилистым. Семечки на съемочной площадке под запретом — плохая примета. Но Машкову Сережка разрешил их лузгать не только в кадре. Вова выбрал марку семечек, я возил их ему ящиками из Москвы.
