Родную мать я совсем не помню, для меня мамой стала Валентина Ивановна. Она так расположила к себе, что я сразу же к ней потянулся.
Мама Валя приняла меня как своего, пылинки сдувала. Она создала в доме уют, комфорт, готовила. Делала со мной уроки, водила в школу. Отец не был богатым, но хорошо зарабатывал. Возил меня на море, покупал игрушки, давал денежки на булочки в школьном буфете.
Помню, как однажды папа принес мне, еще совсем мелкому, собачку. Я очень был привязан к Джине. Однажды взял ножницы и отстриг ей челочку. Джина, бедная, жила месяца два под кроватью, прячась от света. Там ее и кормил, она не вылезала.
В детстве я очень любил играть в машинки. Папа на день рождения подарил мне маленькую настоящую машину, я на ней рассекал по квартире.
Меня отдали в школу с усиленным английским языком. Очень трудно приходилось «сыну Щербакова»: постоянно ощущал давление педагогов, надо было быть хорошим учеником. Учителя упрекали: «Ты же сын известного актера! Должен стать для всех примером». Это сильно угнетало: я все время был на виду, а мне хотелось похулиганить, сбежать с товарищами с уроков. Я был, честно говоря, не подарком — не блистал ни хорошим поведением, ни отметками.
У меня была своя отдельная маленькая комната. Каждую премьеру в «Современнике» по традиции отмечали у нас дома. Выпивка, закуска, песни, споры... Время было такое: бедно жили, но веселились от души. Папа обожал ходить на рынок, сам выбирал мясо, специи. Варил фирменный борщ. Когда он был готов, обзванивал всех приятелей и звал в гости.
Если собирались друзья, меня отправляли к себе, чтобы не мешал. Папа любил аккомпанировать себе на гитаре, когда пел. А кто-то из гостей подарил ему балалайку.
У папы была машина «Жигули» третьей модели. Страстным автолюбителем, в отличие от своего друга Евгения Евстигнеева, он не был, хотя при своем положении мог поменять ее на лучшую модель. Но он никогда не пользовался привилегиями, которые давала его должность парторга. Не выбивал себе квартиры, награды, дачи. Оставался принципиальным в этом вопросе, верил в коммунизм и был настоящим партийцем. Максимум — его пропускали в очереди за колбасой. Вот здесь он с удовольствием пользовался своей популярностью.
