Когда я сказала о беременности, впервые за долгие месяцы лицо Жоры озарилось счастьем. Теперь мне не позволялось носить из магазина ничего, кроме хлеба, в женскую консультацию я должна была ходить только с сопровождающим. Если Жора был дома, а не на съемках, — с ним, если его не было — с одной из моих подруг.
До родов оставалось две-три недели, когда мы с мужем в очередной раз пошли на прием к врачу. Уже возвращались обратно, переходили трамвайные пути. Из открытого окна ближнего дома доносился голос диктора, рассказывавшего о стране Шри-Ланка. Я отпустила локоть мужа, за который до этого крепко держалась, развернулась к нему лицом:
— А где это — Шри-Ланка? — поскользнулась и с размаху села на трамвайный рельс.
Жора бросился меня поднимать:
— Ушиблась? Тебе больно?
Всю дорогу до дома заглядывал в глаза:
— Ты как?
— Не беспокойся, все нормально.
Боли я и вправду не чувствовала — только немного ныл копчик. Но ближе к вечеру живот налился свинцом. Всю ночь я прислушивалась к себе, ждала: вот сейчас маленький толкнется... Утром позвонила подруге: «Приезжай. Проводишь меня в роддом. У Маши ухо начало стрелять, Жора ее с рук не спускает. А одна я, боюсь, не доеду».
Врач в родильном отделении встретила меня злым окриком:
— Говори, что делала, чтобы ребенка скинуть?!
От растерянности я начала задыхаться:
— Как вы можете? Мы с мужем так ждем этого ребенка!
— Ну как же, ждете вы... Ложись на стол!
Докторица, вдвое больше меня весом, навалилась на живот. От боли я потеряла сознание. Когда открыла глаза, увидела лицо склонившейся надо мной акушерки.
— Кто у меня родился?
— Мальчик. Его уже отнесли в детское отделение.
Утром в палату вкатили тележку, на которой рядком сопели малыши. Соседкам раздали дочек и сыночков.
— А мой где?
— К вам сейчас подойдет врач.
Ждала долго, а может, мне это только казалось. Наконец в палату вошла доктор — не которая принимала роды, другая: «Ваш ребенок погиб».
Держась за стенку, добралась до висящего в коридоре телефона.
Услышала в трубке Жорино радостное «Алло!» — и чтобы сдержать рыдания, зажала рот рукой.
— Танюрочка, это ты? Почему молчишь? Мы еще вчера звонили, в справочной сказали: «Мальчик». Спасибо тебе! Я такой счастливый!
— Он умер, Жора. Забери меня отсюда, прямо сейчас.
Столько лет прошло, а я помню все до мелочей. Мокрое от слез стекло, в которое я упираюсь лбом, и Жорино лицо за этим стеклом. Черное от горя. И до сих пор стоит услышать название Шри-Ланка — внутри все будто цепенеет...