Этот случай серьезно изменил мировоззрение Юли, а у меня чувство непререкаемой собственной значимости сильно уменьшилось. Ко многим вещам стал относиться вдумчивее, эгоизма убавилось, уважения и любви к окружающим прибавилось. Стал мягче, сентиментальнее, хотя это может быть связано и с возрастом — в зрелые годы мы все подкисаем.
— С театром, я так понимаю, у вас все в порядке: играете три антрепризы, еще в одной репетируете. А какие перспективы в кино?
— Две из трех антреприз связаны с именем Островского, но это уже не совсем классика — постановки, и та и другая, имеют свой угол зрения и трактовку, поэтому оригинальные названия не сохранены: «Бешеные деньги» стали «Шальными деньгами», а «На всякого мудреца довольно простоты» в Театре Антона Чехова получил название «На посадку». Последний спектакль мне особенно дорог, поскольку подарил возможность поработать с Леонидом Трушкиным.
Что же касается современных сериалов... В большинстве случаев происходящее на экране, кажется, имеет девиз «Будь никаким — и пожнешь плоды!» или «Кто был никем — тот станет всем». Всякая индивидуальность и неповторимость исчезает, на экране — говорящий картон, фигуры из которого бледно живут, скудно думают, разговаривают через губу, действуют вынужденно и неохотно. Поэтому перешел туда, где контент ярче и профессиональнее, то есть на интернет-платформы — смотрю кино там. Где, собственно, и себе желаю перспективы проявиться.
— Вы уже несколько лет живете на две столицы и наверняка успели уяснить для себя, чем питерские актеры отличаются от московских. К какому типу себя причисляете?
— Разница в том, что Москва впитывает людей, которые как заряженные аккумуляторы участвуют в соревновании нон-стоп. Здесь естественно себя представлять, пиарить, постоянно быть в фокусе, блестеть как начищенный самовар. А Питер — город интровертный, мало пригодный для рождения шумного креатива. Его интеллигентность, размеренность и академичность в данном случае делают, пожалуй, не лучшую погоду, но ведь, согласитесь, по-своему уникальную. Так что Москва хороша Москвой, Питер — Питером. И странная вещь: иногда я уже не понимаю ни своих предпочтений, ни своего статуса... И домосед, и путник в любом месте. Мне не хорошо нигде... или везде хорошо.