Он был скромным и в быту. Готовить сам не умел — что ему Гитана Аркадьевна в тарелку положит, то и ест. По утрам любил творог с вареньем, а еще крепкий кофе. Но давление у него было высоким, пожилой же человек, и я его подсадил на цикорий. Они с женой с удовольствием его пили. Единственная дурная привычка, с которой бесполезно было бороться, — это курение. Алексей Владимирович курил с семи лет. В детстве он переболел желтухой, у него была слабая печень, больное сердце, вдобавок перенес воспаление легких, врачи ему говорили, что надо бросить курить, но он до последнего дня буквально не расставался с сигаретой.
Баталов был единственным человеком, которому разрешали курить в его кабинете во ВГИКе. Я все время получал нагоняи от своей жены из-за того, что в машине накурено, но ничего поделать с этим не мог. А вот пить он совсем не любил, мог себе позволить только рюмку водки перед обедом, и все. Как-то Баталову преподнесли в подарок коллекционную бутылку французского коньяка 1928 года — это год его рождения. Я уговаривал его выпить вместе по рюмочке. Выпрашивал, выпрашивал, а он ни в какую. Однажды прихожу, Алексей Владимирович открыл-таки бутылку, и мы продегустировали коньяк.
Баталов был далек от актерской богемы, не любил тусовок, шумных застолий. Редко оставался на банкеты: поздоровается со всеми, выпьет чисто символически и быстро уходит. Я его сопровождал на всех мероприятиях. В конце жизни Алексей Владимирович придерживался строгого режима: диета, регулярный прием лекарств. За всем этим надо было следить. Гитана Аркадьевна знала, что на меня можно положиться. Я неотступно следовал за Баталовым, где бы он ни был. Больше скажу: я был тенью Баталова.
Мы тепло общались, Новый год вместе встречали, а этот семейный праздник отмечают обычно в кругу близких людей. Когда у меня родилась дочь, Баталов с Гитаной Аркадьевной предложили нам с женой переехать к ним на дачу в Переделкино: «Ребенку нужен свежий воздух, живите там». Это было в 2010-м.
Взаимовыгодное предложение: для Баталовых это означало, что дача не придет в окончательное запустение, а для меня — что я смогу выплатить кредит. Мы взяли с женой ипотеку, свою квартиру сдавали, жили с родителями. Дом в Переделкино стоял совершенно заброшенный, в нем никто не жил семнадцать лет. Вы представляете, что там творилось?
На двадцати двух сотках участка стоял небольшой домик: комната, кухня, летняя веранда и чердак. На чердаке хранился тот самый знаменитый семейный архив. Крыша протекала, и он был в жутком состоянии. Сейчас о его ценности слагаются легенды на всех ток-шоу, но это телевизионная утка. Свой архив Баталов хотел подарить мне. Кстати, на даче хранилась та часть, что была важна лично Алексею Владимировичу, а более ценные вещи, в том числе и переписка с Ахматовой, остались у него дома. Баталов предложил: «Забери. Вряд ли это будет кому-то нужно, а ты правильно им распорядишься». Но я архив не взял — ну не буду же ему говорить, что нужно все это оформлять официально, необходимы документы. Это большая морока, не хотел его обременять: «Спасибо, Алексей Владимирович». Поступи я иначе, сейчас меня в прокуратуру таскали бы...
Через дорогу от дома Баталовых стояли дачи Булата Окуджавы, Андрея Вознесенского, на углу — Зураба Церетели. Баталовы не были дачниками, никогда в Переделкино не приезжали на лето. Я потихоньку приводил дом и участок в порядок. Спустя время начал звать Баталовых приехать отдохнуть. Маша стала бывать у нас, правда не сразу: она на даче раньше с бабушкой жила, а теперь там посторонние люди. Я понимал ее чувства, но так активно ее туда зазывал, что в конце концов она согласилась и с тех пор ее поездки в Переделкино стали регулярными. Я ее привозил и отвозил. Она гостила на даче в выходные. Мы старались угостить ее чем-нибудь вкусным, Маша чувствовала себя в кругу моей семьи очень комфортно.