И, в конце концов, кричала, что если в семье будет кто-то зарабатывать помимо меня, с удовольствием посижу дома с ребенком. Но снова засада: не может творческая личность разгружать вагоны да и вообще чем-то заниматься, кроме режиссуры. А спектакли пока ставить никто не дает…
Вопросы быта после рождения Сашеньки окончательно выперлись на передний план. Пока ты один, можно сколько угодно мириться с наличием мышей в интерьере, рассуждая о гениальности эпизодов новой картины Альмодовара хоть до пяти утра. Потом все иначе. Протекшие два года назад потолки не было возможности привести в божеский вид хотя бы посредством вызова рабочих. Карниз отвалился, и уже никто не мог вспомнить точно, когда же именно это произошло.
Не говоря о том, что надо было все-таки его приколотить. Отношение Алексея к дочери меня тоже в корне не устраивало. Не могу вспомнить, чтобы он проявил инициативу и повел ее в парк или в кинотеатр на мультики. Да мы и втроем-то выходили только после длительного уговаривания главы семейства. Зато прекрасно помню спину мужа, прилипшего к компьютеру. Игрушечки! Саша пришла из школы. Ну и Саша, ну и пришла. Бах, бах… пли! Невзросло как-то…
На самом деле мне не хочется жаловаться на бывших мужей. Проблема была все-таки не в них, а в нашем «несочетании». И Романовский, и Литвин — очень талантливые люди. И, конечно, совершенно не бытовые. Александр по сей день играет в музыкальной группе, что-то пишет в хорошие издательства, фонтанирует. И я рада, что рядом с ним появилась женщина, которая придерживает его на земле и организовывает его быт.
Потому что этим действительно надо заниматься. А мне тоже хотелось быть творческой! Из-за чего и возник у нас с Алексеем хаос, общий и уже совершено необъятный.
Ситуация в семье накалялась. Ссоры стали настолько частыми, что, казалось, мы и рот-то открываем только за тем, чтобы сказать друг другу гадость. Саша демонстративно закрывала уши руками и хлопала дверью. Так продолжаться не могло, и я предложила мужу пожить отдельно, взять паузу, чтобы как следует все обдумать. Месяц мы тянули с разъездом. А когда сказано «а», за ним непременно последует «б»… Нас прорвало. Ежедневные выяснения отношений все больше напоминали военные баталии. Наконец Алексей объявил, что уходит.
И действительно ушел. Вернулся на следующий же день. Заявил, что не может жить в чужой квартире. «Что ж… Тогда придется уйти мне». До последнего Алексей не верил, что решусь. Так и говорил потом: «Думал, ты у меня в заднем кармане». А я в тот же день сняла квартиру и перебралась туда с дочкой.
Литвин пытался повернуть все вспять. Поначалу это звучало как приказ — ты должна вернуться, отдать мне кредитные карточки, потому что не умеешь ими распоряжаться. Следующим пунктом, по его мнению, должно было стать прекращение общения с подругами, которые плохо на меня влияют. Потом пытались давить на чувство долга — ты должна, потому что у нас семья и ради дочери… Если бы Алексей смог сказать нечто более личное и приятное женскому уху, может, я и повернулась бы, как та избушка.
Но, видно, не мог. Хотя своих попыток меня вернуть не оставлял и категорически отказывался дать развод. Наверное, он действительно сильно меня любил, но... Кто-то из нас двоих должен был остаться несчастным. Я насиловать себя не хотела, просто не смогла бы жить… В конце концов развели нас автоматически, после того как он сколько-то раз не явился в суд.
И в то же время Литвин, кажется, совершенно комфортно чувствовал себя в нашей трехкомнатной квартире. Меня все пилили: мол, пни Алексея по поводу размена. Но я ждала его самостоятельного решения — он же должен понимать, что мы с Сашей не можем вечно жить в съемном жилье? Полагала, что со временем у него получится смириться и поступить по-мужски. Тем более что личная жизнь моего бывшего мужа вполне налаживалась: появилась девушка на двадцать лет его моложе, актриса.
Да и, в общем-то, три года прошло — срок.
А потом… Мне позвонил брат Алексея. Литвин был в Питере на гастролях, когда его настиг инсульт. Бросила все. Полетели с Сашей. Алексей в коме. Врачи сказали, что делают все возможное, но кровоизлияние обширное, аневризма разорвалась… Как мне объяснили, с этой штукой люди рождаются, просто у кого-то «срабатывает», а у других, думающих о своем здоровье, нет. И тем не менее родственники Литвина во всем обвиняли меня. Мол, и разводиться он не хотел, значит, ты ему всю нервную систему истрепала. И вот итог. Не впускали в палату: вдруг придет в себя, увидит меня — и снова удар? Я не сержусь на них, в сложных ситуациях, конечно, проще искать виновного. Психологи пишут, что так легче пережить сильный стресс.
Без сознания Алексей пробыл две недели. Я отчасти, конечно, на фоне нагнетаний извне мучилась чувством вины. Все думала, может быть, как-то иначе надо было заканчивать отношения?.. Здравый смысл сопротивлялся как мог, но… По церквям я побегала. Помню, Алексея готовили к операции, я заказала молебен. И только вышла из храма, позвонили: «Операция прошла успешно». Стало легче: за спиной чувствовался тыл неосязаемых, но мощных сил. Сейчас много рассуждений о религии, так вот, я думаю, что для этого она и нужна.
Когда Литвина перевезли в Москву, выяснилось, что присматривать за ним особенно некому. Мы с Сашей переехали в свою бывшую квартиру. И тут произошло удивительное и невероятное. Мне выпал шанс, о котором многие мечтают, — вернуться в прошлое.
