Евг. Вахтангова знал наизусть. А с дядей Мишей они были в прекрасных отношениях. Папа при встрече с ним все время говорил: «Талантище! Я тебя обожаю!» А дядя всегда восхищался дуэтом Вероники Маврикиевны и Авдотьи Никитичны и не уставал повторять: «Боря, ты гений!»
Крошечная квартирка Державиных, в которой жила бабушка, а сейчас мама, безумно дорога моему сердцу, ведь ее стены помнят столько всего!
Это наше родовое гнездо. Как собирались актеры в этой квартире много лет назад, так собираются и поныне. После спектакля все спешили на веселые посиделки к дедушке, потом эта традиция соблюдалась при дяде Мише, а когда я поступил в Щукинское училище, вся студенческая компания умещалась уже в моей 15-метровой комнатке.
У меня с бабушкой всегда были необыкновенно теплые отношения.
Она застала то время, когда я стал актером. Бабушка умерла у меня на руках буквально за 20 минут до Нового года. Вокруг крики, веселье, шум петард, а мы с врачами «скорой помощи» пытаемся спасти мою любимую бабушку. Я часто навещаю могилу бабушки и дедушки — Михаила и Ираиды Державиных, ухаживаю за ней…
— Ходили легенды, что Борис Павлович был сумасшедшим отцом, это правда?
— Родился я ровно через год после родительской свадьбы. Папа очень ждал появления ребенка, все время звонил и беспокоился, как там мама.
Когда папа узнал, что его любимый «беленький котеночек с голубенькими глазками» (именно так он ласково называл маму) родил ему сына, чуть с ума не сошел от счастья!
Из роддома мама прислала домой записку: «Родила просто вылитую Авдотью Никитичну!»
Папа вернулся из-за границы через две недели после моего рождения с целым контейнером, набитым детским «приданым»: распашонки, бутылочки, соски, грелки, тарелки, чашки и даже красивый голубой горшок. У меня всегда было все самое лучшее, импортное.
Родители меня обожали, ведь я был их единственным ребенком. Маме тогда уже исполнилось 34 года, а папе было почти 45… Наверное, поэтому папа меня очень любил и страшно баловал.
Помню, в детстве я обожал мороженое.
Рядом с нашим домом стоял лоток с мороженым, но почему-то мой любимый сахарный рожок все время расхватывали. Так папа специально подружился с продавщицей, чтобы она оставляла для него мороженое. Он этими рожками забивал весь морозильник.
Когда я был маленький, меня все принимали за девочку. Как говорит мама: «Ты был очень хорошенький, светленький». Но я на это страшно обижался. Когда мне было года три, двоюродная сестра повела меня на елку в Кремль. Актер, исполнявший роль Деда Мороза, стал договариваться с сестрой: «Можно мы вашего ребенка вызовем на сцену?». Она долго отнекивалась: «Не знаю, наш мальчик такой застенчивый».
Причем несколько раз повторила: мальчик, мальчик… Дед Мороз все-таки вытащил меня на сцену и громко спросил: «Ну а тебя, девочка, как зовут?» Я замялся и, чтобы его не обидеть, тихо ответил: «Я забыла-а-а…»
Однажды друг нашей семьи подарил мне настоящий солдатский ремень. Как-то дядя Миша собрался в булочную и взял меня с собой. Мама решила одеть меня в обновки, привезенные папой из-за границы: кожаное пальто и «казаки». Я для солидности подпоясал пальто солдатским ремнем. При виде меня продавщица в магазине восхищенно всплеснула руками: «Ой, какая очаровательная девочка!» А я, сильно картавя, сурово ответил: «Тетя, не на лицо надо смотреть, а на рррэмень! Какая я вам девочка?!»
Папа никогда меня не наказывал. Если мама могла за шалость иногда и шлепнуть, то он даже пальцем не тронул.
Например, помню, как я подстриг ножницами дорогой торшер.
