Татум бесконечно страдал из-за столь агрессивного отношения к себе ребят. Он ненавидел свое лицо, глаза, волосы, тело… Его так называемая «красота» казалась ему уродством, недостатком, с которым он не знал, как бороться. Ченнинг не знал и как приобрести надежных друзей, как вообще вести себя, чтобы не вызывать такого раздражения. Порой ему было страшно идти в школу — он боялся очередной издевки или драки. Ченнинг прятался на чердаке, плакал, не в силах признаться родителям, по какой такой уважительной причине они должны оставить его хотя бы на один день дома. Он помнит, как писал тогда в своем дневнике: «Дорогой дневник, если бы мне довелось встретиться с господом и он попросил бы меня сформулировать ему свое главное пожелание, то я бы без запинки ответил — я мечтаю получить лицо Мартина из пятого класса. Он мой самый главный ненавистник.
При этом обычный мальчик с челкой и веснушками, чуть хромающий на правую ногу. Почему над ним никто не смеется? Потому что он такой, как все. Незаметный, привычный. А у меня все не так, как у всех: волосы чуть вьются, на щеках всегда румянец, ресницы в два раза длиннее, чем у Мэгги, первой школьной красавицы. И руки ловкие и мускулистые. А еще от моей улыбки, как сказала вчера миссис Робинсон, «у людей поднимается настроение». Наверное, я какой-то дефективный, поэтому меня все ненавидят и хотят стереть с лица земли, как неудавшийся рисунок ластиком. Господи, сделай меня обычным мальчиком!»
Татум домучился в школе до выпускного вечера, а затем поступил в военное училище с более строгими правилами поведения и попал в футбольную команду, где сделал головокружительную карьеру и даже получил стипендию для продолжения учебы в спортивном колледже Гленнвилла, в Западной Виргинии.
Правда, к тому времени он совершенно расхотел посвящать свою жизнь спорту.
Наверное, потому, что проводить время за книжками Ченнингу казалось более интересным занятием, да и скучновато стало часы напролет гонять по полю с мячом под матерные трели болельщиков.
Татум задумался о других перспективах. Так начался долгий период мытарств от одного работодателя до другого. Он работал строителем, санитаром в ветлечебнице, мусорщиком на сталелитейном заводе, ипотечным брокером, продавцом в магазинах одежды и даже помощником булочника.
Времена блужданий и полной растерянности перед жизнью он все же вспоминает с улыбкой. Возможно, потому, что его «смазливая внешность», как выражались когда-то враги-мальчишки из школы, больше не имела никакого значения — он будто слился с толпой, став одной из тех незаметных, будто стертых личностей без настоящего и будущего, которые населяют города, составляя толпу. Ченнинг тогда ничем не отличался от озабоченных ежедневными проблемами людей: вставал на рассвете, плелся в метро, потом на работу, с работы в супермаркет за продуктами, затем, в сумерках, домой. Готовить родителям и себе ужин, а затем спать. Он не строил никаких планов на будущее и не знал, чего хочет от жизни. Единственное, что радовало — отсутствие насмешек. Ощущение себя частью безликой массы казалось приятным. Не об этом ли он мечтал мальчишкой?
Однажды, когда он дожевывал свой ланч в городском парке, к нему подошла пожилая дама и протянула свою визитку:
— Молодой человек, вы будете звездой в моем клубе. Считайте, что уже приняты. Приходите сегодня в десять вот по этому адресу, скажите, что миссис Эйлин наняла вас на полный сезон.
Татум чуть не подавился:
— Простите, а что за работа?
Дама открыла сумочку, достала оттуда мятые купюры и протянула их юноше:
— У вас еще есть время сходить в солярий, побрить ноги, руки, живот и грудь.
— Что за работа, мэм?
— Ты можешь рассчитывать на 100—200 долларов чаевых каждый вечер. Неплохо для такого простачка, как ты?
Дама рассматривала его с неприкрытым цинизмом, отвратительно покусывая нижнюю губу. Почему Татуму показалось, что, встреть он ее не в общественном месте, она незамедлительно принялась бы стягивать с него одежду?
— Так что за работа-то? — вновь переспросил он незнакомку.
— Танцевать в стрип-клубе для женщин. Ты разве никогда не слышал о моем клубе? О клубе «Эйлин и ее мальчики»?
— Нет, не слышал… И никогда таким не занимался.
— Это не беда. Ты красавчик, у тебя отличная фигура, бархатный взгляд, пухлый рот, пластичные движения...