Счастье прикоснуться к большому творцу, конечно, я осознал только повзрослев. Вот такая история про встречи.
Во мне течет цыганская кровь — мама цыганочка. Характер любознательный, в связи с этим, конечно, возникали не только хорошие истории. Начиная с маминой шпильки, засунутой в розетку, и обесточивания всего подъезда, за что, безусловно, от нее прилетело. И заканчивая прыжком с пятого этажа с зонтиком после просмотра знаменитой картины с Чарли Чаплином и повторением аналогичного эпизода. Подробностей не помню, мне было лет пять тогда, но мама впоследствии рассказывала эту историю весьма ярко. Напротив нашего дома располагался детский садик, к забору которого то ли сгребали снег во время уборки с тротуаров, то ли ветром намело огромный сугроб. В общем, на своем зонтике я улетел прямо туда! Пока мама в ужасе бежала на улицу, успел выбраться, испугаться и убежать.
— А в чем еще кроме вашей детской непоседливости чувствовался цыганский колорит семейства?
— Помимо музыки, а народ действительно невероятно музыкален и творчески одарен, с цыганской культурой связана одна из самых тяжелых историй моего детства. Дедушка по маминой линии был цыганским баро — старейшиной, кем-то вроде старосты клана — и считал, что мужчина должен быть как кремень, расти человеком жестким, суровым.
А я, несмотря на повышенную активность, был очень добрым и мягким ребенком. Деду это не нравилось... История произошла, когда я был постарше, чем в эпизоде с зонтом, — лет восемь исполнилось, поэтому помню каждую ее деталь.
По сути, в детстве мне очень нравились два занятия — говорить с папой о музыке и играть с бабушкиным поросенком. Борька был моим другом. Очень любил чесать его своими маленькими игрушечными грабельками. Перевешивался через стенку загона в сарае и начесывал хрюшку, пока тот не падал от удовольствия на бок. Мы превесело проводили вместе время. Однажды, как обычно, приехал в деревню, и дедушка протягивает мне стакан томатного сока: «Пей». Пью, а сок страшно невкусный, но ослушаться сурового деда не мог. Когда стакан опустел, он сказал, что я выпил Борькину кровь...
Даже не добежав до сарая, увидел, как поросенка разделывают на заднем дворе. Мой собственный крик до сих пор стоит в ушах. Я кинулся на деда с кулаками, лупил что было сил и ногами, и руками, цеплялся как клещ, кусался! Конечно, справиться с взрослым человеком не мог, он просто держал меня на вытянутой руке и спокойно и холодно смотрел мне прямо в глаза. До этого момента не был знаком с такими чувствами, как ярость, ненависть, агрессия. Когда выдохся, горько расплакался. Дед обнял меня и сказал: «Вот теперь увидел в тебе мужчину. В твоих глазах был гнев. Ты единственная моя надежда».