В Штаты Эдди летел один — жена осталась в Лондоне с крошечной дочкой. Место в первом классе выбрал у окна — как любила Ханна. Успешный специалист по связям с общественностью, замечательный организатор, умеющий держать все под контролем, она превращалась в ребенка, когда земля в иллюминаторе становилась похожа на лоскутное одеяло.
Эдди вдруг услышал, что его окликает один из пассажиров: «Редмэйн? Дружище, вот так встреча! Вспомни Итон. Я Дэвид!»
В крепком мужчине с легким загаром актер с трудом узнал щуплого одноклассника, который всегда сидел впереди и не отрывал глаз от преподавателя, пока сам Эдди читал украдкой пьесы Беккета. Дэвид, конечно, не удержался и попросил автограф для племянницы, с нетерпением ждущей премьеры нового фильма по Джоан Ролинг. Потом, задав еще пару ничего не значащих вопросов, деликатно свернул беседу. Специально в Итоне манерам не учили, но все выпускники школы славились хорошим воспитанием.
Итон — одно его упоминание в резюме обычно открывает двери, закрытые перед большинством смертных. Оттого родители Редмэйна приложили все усилия, чтобы их сын оказался в лучшем учебном заведении Англии, ведь Эдди предстояло поднять престиж семьи еще выше: отец, крупный финансист из Сити, был уверен, что наследник пойдет по его стопам. Но парень так и не смог почувствовать себя в Итоне своим. Эдди не был аристократом по крови, всего лишь богатеньким отпрыском, пусть даже состояние его отца попадало под определение «старые деньги».
В первую неделю учебы собрание класса проходило в часовне, куда новоиспеченный итонец явился загодя. И обнаружил полицейских с собаками: стражи порядка проверяли помещение на случай заложенной бомбы.
— Как странно! — Эдди настолько растерялся от увиденного, что произнес фразу вслух.
— Ничего удивительного, — наклонился к нему сидящий позади юноша, — когда с тобой учится наследник престола, и не к такому привыкнешь.
Так Редмэйн узнал, что поступил в один класс с принцем Уильямом, а когда пришел на свой первый урок французского, встретился с ним лично.
— Уилл, — представился высокий рыжий паренек.
— Эдди. Рад знакомству.
— Надеюсь, у тебя хорошо с французским. У меня просто беда. Наверное, это генетическое: наши дворы никогда не любили друг друга, — заговорщически улыбнулся Уилл, и у Эдди вдруг возникло чувство, что он свой в этом казавшимся таким пафосным Итоне.
Помня об ответственности перед семьей, Эдди старался быть прилежным и успевать по всем предметам. Но чем дальше, тем явственнее понимал: его душа лежит к литературе и истории искусств, в то время как точные науки вызывают зевоту. Отец, глядя на успехи сына, довольно потирал руки: династия обязательно продолжится, а с друзьями, которые появятся в колледже, их семья, возможно, получит шанс войти в высшие слои общества. Не об этом ли мечтал его дед — один из самых известных британских инженеров, который добился невероятных высот и заложил тот фундамент, на котором Ричард Редмэйн, всегда доверявший только фактам, позволил себе возводить воздушные замки? Он и предположить не мог, что Эдди хоть и завоевал расположение статусных однокашников (даже был старостой), ни с кем близко не сошелся. Ему хотелось говорить о поэзии Китса, новаторстве Стоппарда и русской театральной школе. Но товарищи по учебе предпочитали более приземленные темы: охотнее обсуждали планы на будущее, расписанное родителями, и симпатичных ровесниц.