При такой-то популярности и жизни на виду, при таком обаянии и внешней открытости Тимоти ухитряется оставаться одной из самых замкнутых звезд. Практически игнорируя соцсети, он ведет дневник и записывает приходящие в голову спонтанные мысли в телефонном приложении для заметок. Его обожают интервьюеры: совершенно не рисуясь, он старается быть предельно честным в ответах и каждому собеседнику дарит какое-нибудь признание.
Возможно, его оригинальность объясняется редким сочетанием генов: в Тимоти соединились Европа и Америка, сложность и прямолинейность, консервативные традиции и современность. В нем переплелось столько кровей, что генеалогическое древо боковыми ветвями выходит далеко за пределы ватманского листа.
Папа Марк Шаламе — переводчик, редактор французского отдела ЮНИСЕФ. Дед по отцовской линии — французский пастор, бабушка — англо-канадка. Мама Николь Флендер — бывшая бродвейская актриса-танцовщица, которая впоследствии успешно переквалифицировалась в прозаического агента по недвижимости. Ее корни уходят, с одной стороны, в белорусский Минск, а с другой — в Австро-Венгрию, но себя она именует американкой еврейского происхождения.
В семье Шаламе все так или иначе имеют отношение к творческим профессиям — режиссеры, продюсеры, сценаристы, актеры... Возможно ли в такой среде не выбрать сходную стезю? Вообще-то да, как оказалось. Ведь поначалу Тимми мечтал стать футболистом. И надо сказать, подавал большие надежды. Началось, как водится, с дворового увлечения: каждое лето он ездил во Францию к бабушке и дедушке и там, в маленькой деревне под Лионом, гонял мяч с соседскими ребятами. Когда немного подрос, даже тренировал детскую команду в спортивном лагере.
Страну беспечного детства он любил настолько, что долго считал себя французом. Даже видел сны на французском и уверен по сей день, что склонность к самокопанию и избыточно сложным формулировкам у него от галльских корней. От них же — глубина, галантность и острая чувствительность.
А вот в Нью-Йорке мальчику было дискомфортно. Несмотря на то что семья обитала в легендарной Адской Кухне, районе Манхэттена, который официально именуется Клинтон. Когда-то он считался криминальным центром, затем стал средоточием элитного жилья, супермодных ресторанов и театров.