После дембеля, отдохнув дома пару месяцев, вернулся в Свердловск. Уже один — Большов остался в Москве. Туда же успели перебраться двое других друзей, приобретенных на первом курсе: один поступил в Школу-студию МХАТ, второй — в ГИТИС. Это тоже раззадоривало мои столичные амбиции. Сдав зимнюю сессию, пришел к мастеру курса Агурову, замечательному педагогу, у которого учился автор «Белого солнца пустыни» и «Звезды пленительного счастья» режиссер Владимир Мотыль. Начал без предисловий:
— Евгений Николаевич, я решил уйти из училища.
— Почему?! — искренне огорчился мастер. — Мы возлагали на вас большие надежды.
— Стал сомневаться, мое ли это дело — актерство...
— Может, я не устраиваю вас как педагог?
— Нет, дело не в вас, а во мне.
— Что ж, держать не имею права, — в голосе Агурова сквозили обида и сожаление.
Родителей мое решение тоже расстроило: гордились, что сын сам, без блата, поступил в училище, мечтали, что скоро увидят в кино или на сцене, — и вот пожалуйста... Упреков не услышал, но все равно чувствовал себя не в своей тарелке. Устроился художником на одно из невинномысских предприятий, бесконечно рисовал скучные графики с человеко-часами и тонно-километрами, а получая заказ на стенд для пионерлагеря или стенгазету, чувствовал себя почти счастливым — как ни крути, все же творчество. Поскольку ставки художника на предприятии не было, меня оформили слесарем-маляром пятого разряда.
Проработал «живописцем» полгода, а летом, это был 1980 год, позвонил Володя Большов: «Чего сидишь в своем Невинномысске? Олимпиада закончилась — приезжай в Москву, будем поступать в театральный!»
Приехав в столицу, первым делом отправился во ВГИК — знал, что актерский курс там набирает Евгений Матвеев, которого запомнил и полюбил еще в детстве, посмотрев «Поднятую целину». Был убежден: легендарный актер сразу скажет да и возьмет под свое крыло. Присутствовала во мне некая хамская самоуверенность: столько миниатюр в армии сыграл, да еще полтора года в театральном проучился!
Настал день прослушиваний. За длинным столом сидит приемная комиссия, в центре — сам мэтр. Начинаю читать с удалью:
— Эх вы, сани! А кони, кони!
Видно, черт их на землю принес.
В залихватском степном разгоне
Колокольчик хохочет до слез...
Матвеев останавливает:
— Может, ты не разобрался? Эти строки должны звучать иначе... — и с высоты прожитых лет заводит раздумчиво-печально: — «Эх вы, сани... А кони, кони...»
Дочитав до конца, Евгений Семенович просит меня занять свое место и приглашает другого абитуриента.
В ту пору Матвеев готовился к творческому вечеру и в чтецкую программу включил стихотворение Есенина про «сани и коней». Если бы я об этом знал, конечно, внес бы изменения в репертуар. Но что после драки кулаками махать? Случилось как случилось: оставили меня Евгений Семенович и ВГИК за бортом.
Спустя пятнадцать лет встретились на банкете в честь участников Минского международного кинофестиваля «Лістапад». Матвеев привез на форум только что законченный фильм «Любить по-русски». Немного выпив и оттого осмелев, подхожу к режиссеру:
— Евгений Семенович, вы, наверное, не помните, но я поступал к вам во ВГИК... — и стал рассказывать историю со стихотворением.
Было понятно, что он не помнит, но выслушал внимательно, а в финале виновато развел руками:
— Ну извини — недоглядел!
Компенсацией за давние страдания стало приглашение на роль полковника Рубашкина в фильм «Любить по-русски 2» — к слову, в третьей части мой герой дослужился аж до генерала. Работать с Матвеевым было в удовольствие, единственный минус — крохотные гонорары. Вторая часть трилогии снималась на народные деньги — люди присылали на адрес «Москва, «Мосфильм», Матвееву Е.С.» письма, вместе с которыми вкладывали в конверты свои сбережения.
В «Щуку» я пришел с торчащими из-под бинтовой повязки толстыми как сосиски синюшными пальцами. Перед отъездом из дома играл со своей овчаркой, и Джек сильно поцарапал мне руку. В Москве рана стала нарывать... Нашу десятку прослушивала дочь ректора Захавы — Наталья Борисовна. Первым делом, конечно, вопрос:
— Что с рукой?
Объясняю: возился с собакой, поцарапала.
— Собаку проверяли? Не бешеная?
После того как прочел басню Михалкова «Лев и ярлык», Наталья Борисовна спрашивает: