«Песня «Остров невезения» не прошла цензуру, и если бы не Леонид Ильич Брежнев, ее бы вырезали из фильма. Брежнев распорядился, чтобы ему на дачу, в кинозал, привезли новую комедию. Ему и послали «Бриллиантовую руку», еще до «приемки». Говорят, Леонид Ильич очень смеялся во время просмотра. А утром позвонил в прокат: «Выпускайте картину немедленно, замечательная комедия!» Цензоры стиснули зубы, но что делать — пришлось выпускать», — вспоминает выдающийся кинокомпозитор Александр Зацепин, автор музыки ко многим легендарным фильмам.
— Александр Сергеевич, в Москве 17 ноября в «Москонцерт-холле» состоится уникальное мероприятие «Три товарища» — впервые на одной сцене соберутся выдающиеся кинокомпозиторы: вы, Эдуард Артемьев и Геннадий Гладков. На концерте будут презентованы современные виниловые пластинки с лучшими отреставрированными произведениями — вашими и ваших коллег. В том числе и пластинки с музыкой и песнями для кинокомедий Леонида Гайдая…
— А ведь наше сотрудничество с ним могло прерваться в самом начале, и тогда картина «Операция «Ы»…» осталась бы единственной совместной работой. С Гайдаем мы чуть было не рассорились на «Кавказской пленнице». Леонид Иович всегда повторял: «Мне нужна такая песня, которую бы не по радио крутили или на пластинках, а которую бы весь народ пел!» Я разводил руками: «Ты можешь заранее быть уверен, что твой фильм будет принят на ура всеми зрителями? Нет, ты будешь сомневаться. Так же и я не могу наперед сказать, что песня станет хитом. Кто знает, как народ ее оценит?» Но Гайдай был человеком настойчивым и проверял наши с Леонидом Дербеневым песни на знакомых. Первый вариант, который мы написали для «Кавказской пленницы», был вовсе не о медведях. Сейчас даже уже не вспомню, о чем песня была и как называлась. Гайдай ее не принял: «Знаешь, я дал послушать и друзьям, и недругам — и половина людей говорит, что песня хорошая, а половина считает, что малоинтересная. Надо писать новую». Я ответил: «Хорошо, буду сочинять». Поехал в Дом творчества композиторов «Иваново» и там уже работал «во всю ивановскую». И родились мелодии, одна из которых потом легла в основу «Песенки о медведях». Гайдай с группой в это время уже уехали в Алушту на съемки. Я послал туда кассету, сопроводив ее письмом: «Леня, обрати внимание на третью песню, я считаю, она может быть самой яркой. И лучше я вряд ли что-то сделаю. Поэтому, если тебе не понравится, пригласи, пожалуйста, другого композитора. Например, Бабаджаняна».
— То есть вы фактически выдвинули ультиматум?
— Да. А Гайдаю была свойственна одна черта: если он упирался — с места не сдвинешь. Это и супруга его Нина Гребешкова подтверждала: «Саша, если Леня в такое состояние входит, то обязательно нагрубит и мне, и дочери, а на следующее утро извинится». От Гайдая мне пришел ответ: «Третья мелодия, да — лучше других. Но я не уверен, что она будет популярной. Я, наверное, приглашу Бабаджаняна». Вот на этом наше сотрудничество могло и закончиться… Я отправился в музыкальный отдел «Мосфильма», написал заявление, что с картины ухожу. А музыкальный редактор говорит: «Надо пойти к Ивану Александровичу Пырьеву (Пырьев руководил Творческим объединением «Луч». — Прим. ред.), чтобы он это заявление утвердил». Вошел к Пырьеву в кабинет и молча отдал заявление. Пырьев посмотрел и говорит: «Как?! Почему?» Я ему рассказал. Иван Александрович возразил: «Но вы же к «Операции «Ы»…» замечательную музыку написали. Я тогда сам Гайдаю рекомендовал: «Все время работай с этим композитором». Так дело не пойдет!» В общем, Пырьев порвал мое заявление и вызвал секретаря: «Посылайте Зацепина с Дербеневым в Алушту, пускай урегулируют ситуацию сами».
— И как Гайдай вас встретил?
— Ужасно. Мы с Леней Дербеневым приехали, вместе входим в гостиницу. Там в фойе на столе сидят участники «троицы»: Никулин, Вицин и Моргунов. И, завидев нас, затягивают припев: Ля, ля-ля-ля-ля, ля-ля…» — текста «Песенки о медведях» еще не было. Никулин говорит: «Знаешь, Саша, Гайдай нам дал послушать, и я сразу сказал: «Песня получится хорошая! Чего же ты ее не хочешь брать?» А Гайдай гнет свое: «Мне надо, чтобы народ пел. А вы — артисты — не народ!» Хлопнул дверью и ушел. Вот так». Потом появился и сам Гайдай: «Так, а вы зачем приехали?» Я ему рассказал, что Пырьев порвал мое заявление и прислал сюда. «А что мне Пырьев?» — говорит Леонид Иович. Отвечаю: «Не знаю, зачем он нас прислал. Ты уж сам решай…» Гайдай что-то проворчал в ответ и опять хлопнул дверью. Я Дербеневу говорю: «Леня, завтра же вернемся в Москву, а сегодня побудем здесь».
И мы вместе с «троицей» пошли на какой-то закрытый пляж — Моргунов достал пропуска. Но их было всего четыре. Моргунов раздал их нам, а сам встал в конец колонны. Дежурная, пересчитав пропуска, говорит: «У вас лишние люди». А Вицин ей отвечает, указывая на Моргунова: «Он сам купаться не будет, мы на нем плаваем просто». Дежурная юмора явно не поняла, но все же пропустила.
А вечером того же дня приехали сценаристы картины Морис Слободской и Яков Костюковский. Они-то и убедили режиссера: «Леня, ты что?! Такая музыка хорошая, мы сразу запомнили!» — «Ну ладно, — смилостивился Гайдай, — пусть Дербенев пишет стихи!» И опять куда-то ушел. На следующий день Леня Дербенев принес стихи про медведей. Гайдай снова недоволен: «А при чем тут медведи? Мы снимаем на Кавказе!» Леня ему говорит: «Ну, тут жарко, все мечтают о прохладе…» И Костюковский вновь поддержал нас. «Ну хорошо», — сдался Гайдай.
— Потом, когда вся страна запела эту песню, Леонид Иович признал свою ошибку?
— Нет. Но зато он лично напел припев этой песни в «Бриллиантовой руке». Помните, когда пьяного выносят? А Горбунков говорит: «На его месте должен был быть я». Так вот в картину вошел голос Гайдая: «Ля, ля-ля-ля-ля, ля-ля…»
После инцидента с песней к «Кавказской пленнице» у меня с Леонидом Гайдаем больше никогда конфликтов и споров не возникало. Он только просил: «Пиши песни самые современные! И пусть я в современной музыке ничего не понимаю, но ты пиши!» Песня «Звенит январская вьюга» для «Ивана Васильевича…» — это же практически рок! Я писал песни ко всем его последующим картинам. Кроме одной. Мне совсем не понравился сценарий фильма «Опасно для жизни!». О чем я честно и сказал: «Леня, я не знаю, что здесь писать, мне это совершенно не интересно. Пригласи кого-нибудь другого, пожалуйста». Гайдай не обиделся. Возможно, ему даже понравилось, что я был с ним искренен. Он пригласил на этот фильм Максима Дунаевского.
— А как начиналось ваше сотрудничество с Гайдаем?
— Как рассказывает супруга Леонида Иовича Нина Гребешкова, именно она посоветовала мужу пригласить молодого, еще не известного в Москве композитора Зацепина на фильм «Операция «Ы»…». «Леня, — сказала Нина Павловна, — у Александра Зацепина есть очень хорошая песня «Надо мной небо синее», послушай» (песня была написана для картины Шакена Айманова «Наш милый доктор». — Прим. ред.). — «Песню я знаю, — ответил Гайдай, — песня хорошая. Но как он напишет эксцентрику? Я не могу быть уверенным. Поэтому буду думать». Но, видимо, обдумав, решил все-таки рискнуть...
— Какую он вам поставил задачу в тот первый раз?
— Никакой задачи Гайдай не ставил. Со мной заключили на «Мосфильме» контракт, это называется экспликация музыкальных номеров композитора. Дали сценарий. Я прочитал. И стал ориентироваться на ремарки и пометки режиссера, которые там были на полях. Из них становилось понятно, какая в каком эпизоде нужна музыка: допустим, марш, потом галоп, потом опять марш. На встречу с Гайдаем я пришел уже подготовленным, с набросками музыки. И увидел, что на его рабочем столе лежит толстенный сценарий будущей картины — раз в пять толще, чем тот, что дали мне. Это была подробнейшая раскадровка. Я попросил ее показать. Например, я тогда увидел рисунок, на котором герой новеллы «Напарник», впоследствии сыгранный Алексеем Смирновым, бежит по стройке с копьем. Персонаж был изображен чернокожим дикарем. Я сразу решил, что для этой сцены напишу самбу. Потом Гайдай меня спросил: «Почему ты здесь хочешь самбу, а не галоп?» Я объяснил, что самба — бразильская музыка и в этой сцене она будет звучать уместнее, чем галоп. Гайдай в знак согласия кивнул. Зато мое предложение для второй новеллы — «Наваждение» — он не принял. Там в финале есть кадр, как в окне вырисовываются силуэты влюбленных Шурика и Лиды. И я сказал: «Леня, для этой сцены я бы хотел написать песню». Но Гайдай был категоричен: «Нет-нет, песни не надо». Потом, уже после выхода картины, он несколько раз говорил: «Ну почему же ты не настоял тогда на песне? Сейчас остался бы хит».?
— А как вы работали с Мироновым и Никулиным, записывая с ними «Песню про зайцев» и «Остров невезения» к фильму «Бриллиантовая рука»?
— Для начала я просто встретился с ними. Сыграл им на рояле эти песни. По-моему, по два раза. И Андрей, и Юрий Владимирович остались довольны и сказали: «Достаточно, мы уже знаем почти наизусть». Я дал им ноты, чтобы они готовились. Знаю, что Миронов очень много работал над своим номером. Репетировал с концертмейстером, придумывал и отрабатывал танец. Он очень серьезно подходил к любой работе.
Кстати, песня «Остров невезения» не прошла цензуру, и если бы не Леонид Ильич Брежнев, ее бы вырезали из фильма. Брежнев любил побаловать себя хорошим кино. И в очередной раз он распорядился, чтобы ему на дачу, где был кинозал, привезли какую-нибудь новую комедию. Вот ему и послали «Бриллиантовую руку», еще до «приемки» картины. Говорят, Леонид Ильич очень смеялся во время просмотра. А на следующий день позвонил в прокат и сказал: «Выпускайте картину немедленно, замечательная комедия!» Цензоры стиснули зубы, но что было делать — пришлось выпускать как есть.
— Все основные ваши хиты написаны в соавторстве с поэтом Леонидом Дербеневым. Знаю, что вы всегда сперва писали музыку, а только потом появлялись стихи.
— Да. Так создавались все песни, кроме одной. Дербенев написал стихи «Остров невезения» и показал мне, мне они очень понравились, и родилась музыка. Леня говорил: «Мне главное — придумать, о чем будет песня, это самое сложное. А если есть тема, идея, то текст я за два часа напишу — это дело техники».
— Последним хитом, который вы написали для Гайдая, стал саундтрек к фильму «На Дерибасовской хорошая погода…».
— Тут вышла недоработка. Мы с Гайдаем более чем за полгода договорились о дате записи музыки. Но у Леонида Иовича работа над фильмом затянулась, и он вышел из графика. А в апреле 1992 года у меня началась работа с французами над мюзиклом «Русское Рождество в Париже». Для записи французские коллеги приехали в Москву — мы работали на моей студии. И тут вдруг время появилось у Гайдая. Я, сколько смог, для картины сделал. Песню «Мне от Брайтон-Бич до Дерибасовской…» записал с Александром Кальяновым. Но Леонид Иович сказал: «Знаешь, мне больше нравится, как ты сам напел эту песню. Вот если бы ты еще две-три фразы немножко по-другому записал, я бы тебя оставил в качестве певца». — «Леня, — говорю, — я уже не могу, французы приехали — у нас каждый день работы на студии на счету». И я отказался. Тогда Гайдай записал Диму Харатьяна, который, собственно, и играл главную роль.
Кстати, когда я впервые в жизни оказался в Одессе, решил найти знаменитую Дерибасовскую улицу. Я не знал, что уже стою на ней, когда спросил прохожего: «Вы не подскажете, как пройти на Дерибасовскую?» Но он, вместо того чтобы мне ответить, стал останавливать других прохожих: «Граждане, ви посмотрите на него! Послушайте, что он спрашивает! Он спрашивает, где Дерибасовская!»
— Александр Сергеевич, а как родилась песня «Есть только миг»?
— Режиссеры Альберт Мкртчян и Леонид Попов пригласили меня написать музыку к фильму «Земля Санникова». Я пришел на студию — как раз, по-моему, шли пробы. И вдруг вижу, в павильоне выстроена сцена, на которой стоит Володя Высоцкий. Оказалось, что он пробуется на главную роль — Евгения Крестовского. Я сразу напрягся: «А зачем я сюда пришел? Естественно, если Высоцкий будет играть, значит, он свои песни будет петь». Подхожу к Володе и спрашиваю: «Ты уже написал, наверное, песню?» Он отвечает: «Я пять уже написал!» — «А зачем тогда меня пригласили?» — «Ну, я тебе одну-то песню дам написать». — «Да не надо, Володя. Я посоветую режиссерам, чтобы они взяли кого-нибудь, кто твои песни профессионально аранжирует, и в картине будет только твоя музыка». Режиссерам я тоже сказал, что делать мне здесь нечего: «Вы не волнуйтесь, у Высоцкого всегда яркая, хорошая музыка». И ушел.
— Но на роль утвердили Олега Даля. Высоцкого кинематографическое начальство недолюбливало, не утвердили и в этот раз, хотя ради мужа в картине даже согласилась сниматься Марина Влади…
— Когда Высоцкого не утвердили, вновь пригласили меня. Я погрузился в сценарий… Слова к моей музыке, как всегда, написал Леонид Дербенев — так и появилась песня «Есть только миг».
— Почему исполнять ее в картину позвали Олега Анофриева?
— Это было не сразу. Сперва ее записывал сам исполнитель главной роли — Олег Даль. Но на запись он прибыл в ужасном состоянии — еле ходил, шатался. Спросил: «Где микрофон?» — и чуть не уронил его. Правда, спел Даль очень выразительно, хоть и не ритмично. Такое исполнение вполне годилось — отклонения были в пределах нормы. Но очередной худсовет не утвердил теперь уже Даля, мол, голос у него хриплый. «Замените исполнителя или вырежьте песню совсем» — вот что было сказано. Режиссеры в ужасе: «Как можно выкинуть такую песню?» Тогда я предложил: «Может быть, у актера Золотухина получится спеть. Он в «Иване Васильевиче…» мою песню «Разговор со счастьем» исполнил неплохо». Изначально мне понравилось, как Валерий пел в «Бумбараше», поэтому я и позвал его на запись к Гайдаю. И для «Земли Санникова» Золотухин спел хорошо, но Валерий никак не мог попасть в артикуляцию Даля. Перемонтировать же сцену было невозможно, так как она была снята панорамно. В итоге отказались и от Золотухина. Тогда я предложил Олега Анофриева. Олег пусть и не с первого дубля, но попал. Хотя потом всегда рассказывал, что записал «Есть только миг» с первого раза. Это неправда. Но зрительная память у него действительно была хорошая, и он сумел запомнить артикуляцию Даля. Небольшие огрехи, конечно, остались.
— Уже в наше время песню «Есть только миг» народным голосованием признали лучшей песней России ХХ века. А в 1982 году, когда вы уехали за границу, газета «Труд» писала, что песня эта о слабых людях, которые только ноют, мол, жизнь быстротечна, и заботятся лишь о собственной судьбе... Говорилось даже: «Это откровенная пошлость, облеченная в красивую мелодию и потому легко запоминающаяся, тревожащая юные души ложной романтикой, мещанскими представлениями о счастье…»
— Ну, я на такие вещи закрывал глаза. В СССР публичное бичевание было в порядке вещей. Куда обиднее было слышать несправедливую критику в адрес Лени Дербенева. Видите ли, он не состоял в Союзе писателей, а значит, на него можно было спускать всех собак. «А знает ли автор, — писал один критик про «Песенку о медведях», — что оси-то земной нет, и медведи не могут крутить Землю?» Мне хотелось ответить этому умнику: «А помнит ли он, что есть сила притяжения, и Иванушка-дурачок не мог кататься на русской печке?..»
— Александр Сергеевич, вы работали в международном проекте «Красная палатка», режиссером был легендарный Михаил Калатозов!
— Калатозова я хочу отметить как высокого профессионала. Это всегда благо для картины, когда режиссер умеет слышать и других специалистов, а не требует, чтобы весь мир подчинялся его воле. В «Красной палатке» есть сцена: Валерия, которую сыграла Клаудиа Кардинале, идет по берегу моря и встречается с Нобиле (актер Питер Финч)… Звукооператор «потирает руки»: значит, тут будет и ветер завывать, и листья шуршать, и море о камни хлестать. А я для этой сцены написал музыку. Прихожу на запись... Сквозь естественные шумы никакого оркестра, конечно, не слышно — только скрипки едва прорываются… Говорю режиссеру: «Михаил Константинович, наверное, надо музыку просто убрать и оставить сцену на естественных шумах. А то получается, что смешиваем чай с супом». Калатозов говорит: «Александр Сергеевич, мы только начали. Я вообще все шумы подумываю убрать». Звукооператор, конечно, возражает: «Не надо убирать — это же ветер, звук накатывающих волн…» — «А тут и не нужны никакие волны, — отвечает Калатозов. — Героиня идет вся в своих мыслях и не слышит окружающих звуков — у нее только одно в голове, только эта музыка…» И убрали шумы. А другой режиссер так не сделает. Был у меня пример. В другой картине — похожая сцена ночью: одинокий фонарь, телефонная будка недалеко от моря. «Александр Сергеевич, — говорит режиссер, — а напишите мне музыку, как для Калатозова в «Красной палатке»… Я написал. А он симфоническую музыку наложил на шумы, и сцена потеряла весь свой драматизм.
Михаил Калатозов, конечно, познакомил меня со всеми участниками картины. Очень хорошее впечатление на меня произвел Шон Коннери. Помню, в павильоне была выгорожена как бы большая комната, в конце которой — бар с напитками и посудой. И Калатозов мне сказал: «Саша, обратите внимание, как Коннери будет наливать напитки и управляться с бокалами — он же в молодости официантом работал». И действительно, Шон делал это очень элегантно — мастерски.
— В фильме снимались и отечественные звезды Донатас Банионис, Юрий Соломин, Борис Хмельницкий, Эдуард Марцевич, Никита Михалков… Вы с кем-то дружили?
— Нет, среди актеров у меня друзей практически не было. Но в связи с фамилией Михалкова, с которым я, конечно, прекрасно знаком, мне сейчас вспомнилась история с его братом Андроном Кончаловским. Когда я приехал во Францию, он меня выручил работой: «Саша, напишешь музыку для рекламы кофе? Может быть, у тебя уже какие-нибудь инструментальные кусочки есть?» Я говорю: «Конечно, есть наброски». — «Ну вот! Зачем тебе что-то новое писать, давай!» Я ему показал, и Андрон остался доволен. Там всего 29 секунд музыки вошло. Но забавнее всего было то, как эта реклама снималась. Сюжет простой: мужчина даме подносит кофе. Над чашкой красиво извивается густой дымок, и девушка с наслаждением вдыхает кофейный аромат. А вот как это делалось: вне кадра за камерой стоял маленький человечек с сигаретой. Герой перед началом дубля подносил к нему пустую чашку, тот напускал в нее табачного дыма, которым дама в кадре потом «наслаждалась и восхищалась».
— Кино — величайший обман... Вам ведь и самому приходилось прибегать к разным хитростям для создания звуковых эффектов?
— Да, голь на выдумки хитра, синтезаторов-то не было. Поэтому приходилось создавать собственную звуковую базу. Но даже когда появились синтезаторы, коллекция моих уникальных звуков меня по-прежнему очень выручала — я их потом просто добавил в компьютерную базу. Например, у меня была специальная длинная деревянная линейка, на которой мною же были размечены ноты. Она прикладывалась к столу и на определенную длину выдвигалась за край. Нужно было нажать на свободный конец линейки и отпустить — тогда она вибрировала, издавая нужную ноту. Звук этой линейки можно услышать в «Операции «Ы»…», в сцене, когда Шурик пропускает людей в автобус. Идет дождь, и нужен быстрый басовый ритм.
Как-то в Одессе на толкучке я увидел колокольчик, он мне чем-то приглянулся, и я его купил. Размером он был сантиметров десять максимум. Опять «Операция «Ы»…» — сцена, когда герой Смирнова, замуровав героя Демьяненко в стене, прилаживает к стене букетик и с грустью снимает кепку. Здесь мне нужен был звук колокола. Но в студию же его не притащишь! И что я сделал? Записал звук этого колокольчика, но пустил его в восемь раз медленнее, и получился чистый бом-бом, как от большого колокола. Или погоня в «12 стульях», когда мадам Грицацуева в исполнении Крачковской бегает по редакции и едет на транспортере… Там виолончель играет соло. Но потом я эту партию ускорил в два раза, и получился необычный эффект — то ли звук скрипки, то ли нет — некий искусственный звук.
— Александр Сергеевич, вы признанный мастер мюзикла! И, наверное, самый популярный из них — это «31 июня»…
— Фильм этот кинематографическое руководство приняло без восторга. Поэтому в телевизионный эфир его поставили часов в семь вечера 31 декабря 1978 года. Ставка была на то, что картина пройдет незамеченной, так как в это время люди бегут с работы и занимаются последними приготовлениями к празднику. Но вышло наоборот — музыку к фильму мгновенно записали на «ребрах», и она стихийно разошлась по всей стране. Эти записи были буквально у всех. Отзывы даже от коллег я получил только самые лучшие. Спустя полгода, в 1979-м, один из исполнителей главных ролей — артист балета Большого театра Александр Годунов стал невозвращенцем. И фильм на семь лет «положили на полку». Но это не помешало выйти официальной пластинке.
— А с Годуновым вы потом за границей встречались?
— Да. Один раз я с ним виделся в Нью-Йорке. Он был весьма подавлен своим положением. Жаловался, что Рудольф Нуреев обещал ему в Америке помочь, но слова остались лишь словами. И Александр оказался невостребованным как на сцене, так и в кино.
Что касается мюзикла, то я люблю этот жанр и продолжаю в нем работать. Я сделал сценический вариант мюзикла «31 июня», и он идет в Санкт-Петербурге в театре «Карамболь». Но здесь сложная ситуация с правами — родственники Пристли буквально выкручивают нам руки. А в Московском областном ТЮЗе, которым руководит Нонна Гришаева, идет мой спектакль «Иван Царевич и Серый Волк», созданный по мотивам современного мультфильма. Мне сюжет этого мультфильма очень понравился — особенно то, что действие сказки перенесено в наши дни. Я нахожу это оригинальным и актуальным. Я сам обратился к продюсеру и попросил у него разрешения сделать мюзикл по этому сценарию. Мой менеджер Малик Аминов заключил контракт, и мы с поэтом Сергеем Плотовым воплотили этот проект. Сейчас с ним же работаем над мюзиклом по мультфильму «Тайна третьей планеты», к которому я когда-то написал музыку. Спектакль с моей музыкой по этой повести Кира Булычева уже идет в Санкт-Петербурге, но мы делаем другую редакцию.
Сейчас у меня основная цель — пятый мюзикл. Работа большая, сложная. Пишу не по заказу, а потому что пишется. Параллельно Малик Аминов занимается реставрацией, если можно так выразиться, моей музыки к советским фильмам. Восстанавливает старые записи, выпускает виниловые пластинки и диски… Если уже нельзя реставрировать, то отдельные номера перезаписывает с музыкантами. Уже вышли пластинки «31 июня», «Тайна третьей планеты», «Музыка к фильмам Гайдая» и другие. В моей фильмографии есть и такие картины, которые, к сожалению, вспоминают редко, их уже не показывают по ТВ, но песни из них до сих пор живы, на слуху. Например, вышла пластинка с музыкой к фильму «Фантазии Веснухина» — кто не помнит песню «Куда уходит детство?» в исполнении Аллы Пугачевой! 17 ноября в «Москонцерт-холле» на нашем совместном с Эдуардом Артемьевым и Геннадием Гладковым концерте «Три товарища» все эти пластинки будут представлены. Как и пластинки этих замечательных композиторов. Они выпускаются на нашем лейбле Shining Sioux Records под руководством Малика Аминова.
— Александр Сергеевич, а как вам удается сохранять такую великолепную форму? Вам 96 лет, но у вас идеальная осанка, стройнейшая фигура, искры в глазах, творческие планы! Зарядка, диета?
— Зарядка — это обязательно, да. Каждый день по 35 минут. Делаю разные упражнения из йоги. Лежа, сидя, стоя. Самому элементарному упражнению меня в свое время еще Леня Дербенев научил. «Знаешь, — говорил, — что делают йоги, когда просыпаются? Они тянут пятки!» Ты еще лежишь в постели, но можешь тянуть от себя не носки, как мы все привыкли, а пятки — эффект ощущается по всей длине тела. Диеты специально не придерживаюсь, просто стараюсь не переедать. Ничего нового не открою, нельзя много мяса — это приводит к образованию бляшек в сосудах. Мне рекомендуют в обед съедать мяса не больше 40 граммов. Притом надо его чередовать с индейкой или курицей, а по вечерам есть рыбу. Я себе сам, конечно, не готовлю, так как живу один, — заказываю готовую еду через интернет. Это помогает мне придерживаться разнообразия в меню. И, конечно, я отказался от сахара. Люблю кофе, но пью его несладким. Кашу ем с фруктами или тыквой. Ведь сахарозу легко заменить фруктозой, которую мы получаем вместе с фруктами. Для поддержания бодрости этих советов вполне достаточно.
