«Если двоим вместе невозможно, тяжело, плохо — нужно разводиться. Я расставания не боюсь. И, кстати, никто из моих знакомых, прошедших через развод, не пропал и не очутился в дурдоме».
— Евгения, думаю, для многих женщин вы являетесь примером. Сильная, независимая, успешная. В 40 лет вы уже стали народной артисткой России. Постоянно снимаетесь в кино, играете на сцене прославленного МХТ. И при этом вы мать четверых детей!
— Ну, не знаю, какой я пример. Не сомневаюсь, что есть люди, которые меня ненавидят, которым совсем не нравится, как я живу. Да и ради бога! Мне все равно, что обо мне думают. Вот разве что, когда я играю спектакль, мне очень хочется, чтобы зрителям понравилось.
— Но уж в способности все успевать вы точно можете служить примером…
— Нет, не все! Кофе выпить вечно времени нет. (Смеется.) Это когда я была юной и старших своих детей бросала то на бабушку, то на няню, а потом отдавала их на пятидневку, вот тогда я много чего успевала. Кроме, как оказалось, самого главного — быть рядом с детьми, когда они росли. Помочь, когда им была нужна помощь. Там недоглядела, тут не протянула руку, тогда не помогла разобраться в проблемах… Теперь вот мучаюсь, чувствую себя виноватой.
Но у меня все же есть оправдание. Когда родился мой первый ребенок Степа, я училась в ГИТИСе, была совсем молодой и, естественно, мне хотелось чего-то добиться в профессии, это было тогда у меня в приоритете. Спустя пять лет появился на свет Николаша, а еще через пять лет мы с его папой — Мишей Ефремовым — развелись. И мне пришлось тянуть двоих детей. Тут уж хочешь не хочешь, а работай как проклятая! Вот я и соглашалась на все подряд. Это сейчас я уже могу выбирать и заниматься только тем, что мне интересно. При этом с младшими детьми Яном и Настей я стараюсь проводить как можно больше времени. Даже если нахожусь в театре, на репетиции, никогда не отключаю телефон. А вдруг что-то случится и я буду нужна кому-то из своих детей? Не хочу больше, чтобы они ощущали себя брошенными.
— Женя, в вашей жизни был еще долгий период, когда вы одна растили уже не двоих, а троих сыновей. Не опасались, что мальчишки подрастут и упрекнут вас в том, что вы лишили их отцов?
— Ну, может быть, когда-нибудь кто-нибудь из них мне что-то подобное и скажет. Мол, как он страдал. Но пока Бог миловал — ни Степан, ни Николай, ни Ян ничего подобного не говорят. Кстати, а что, это было бы для них большим счастьем, если бы отец жил с ними в одной квартире и, допустим, лежа читал газету целыми днями? Или был все время занят, как Миша… Он прекрасный, но жить с ним невозможно. Не-воз-мож-но! (Смеется.) И потом, у нас папы никуда не исчезали, просто жили отдельно. И у Степы был отец, и у Николаши, они прекрасно общались, не теряли связи. К сожалению, Степин папа не так давно умер, внезапно и очень быстро сгорел от рака…
(Первым мужем Добровольской был актер Вячеслав Баранов. — Прим. ред.)
— Ну а вам самой разве легко было раз за разом разочаровываться в семейной жизни, в мужчинах?
— Очарование и любовь к мужчине, на мой взгляд, не могут длиться долго. Совместная жизнь должна приносить радость. А если она состоит из одних проблем и претензий, надо расставаться... И я не вижу в разводе никакой особенной трагедии! Не верю в сказки про вечную любовь, про какие-то две половинки. Не верю! «Любовь одна, только объекты разные», — так говорила Людмила Марковна Гурченко. (Улыбается.) Объекты моей любви — мои дети, по-настоящему родные люди. А муж, ведь он даже не родственник, чужой человек... Конечно, я знаю множество счастливых браков, когда люди много лет живут душа в душу.
Но если двоим вместе невозможно, тяжело, плохо, если в семье нет гармонии, а только злоба и ненависть друг к другу, надо разводиться. Кстати, как раз об этом французская пьеса «Предел любви», в которой мы играем вдвоем с Андреем Кузичевым. Она построена на монологах мужчины и женщины. Муж решил уйти от жены, а для нее это мощнейший удар, катастрофа, мир рушится! Пьеса демонстрирует разницу русского и французского менталитетов. Этим французам обязательно все на свете надо проговорить — каждую ступень своей жизни. Они договариваются о любви, о сексе, мол, что тебе нравится, как тебе нравится... У нас же это не принято совершенно. У нас поцеловал — вот и хорошо. Даже если и не хорошо поцеловал, все равно никто ничего не скажет. А французы все выясняют друг у друга подробнейшим образом и раскладывают по полочкам.
Причем если что-то в этом «шкафчике» перемешается — катастрофа! А для нас катастрофа — естественное состояние, мы постоянно так живем. Зато если что-то разложено по полочкам, нам некомфортно. Во всяком случае, я сама именно такая. И когда моя помощница по хозяйству Надя переусердствует и расставит все вещи по местам, я потом ничего не могу найти. Такой же хаос у меня и в голове, и в жизни…
— Возвращаясь к разводам… Ваша героиня воспринимает это как трагедию. Вам понятны ее чувства?
— Мне интересно было сыграть эту женщину, но я сама на нее не похожа. Я расставания с мужчиной не боюсь. И, кстати, никто из моих знакомых, прошедших через развод, не пропал и не очутился в дурдоме. У одной подруги, как и у меня, четверо детей, и она как-то справляется с ними одна.
Да, трудно! Бегает, крутится как белка в колесе. Но дети ее ни в чем не нуждаются, получают образование. Женщина вообще на многое способна! Мы лучше мужчин — умнее, тоньше, глубже, интереснее, загадочнее. Они же просты и примитивны в своих желаниях. Настоящих мужиков мало, в большинстве своем они инфантильны, к сожалению... Я никогда не боялась трудностей. Знала, что смогу сама поставить на ноги своих детей. Хотя разрыв с мужем — это болезненный процесс, как ни крути.
— То есть ваша позиция состоит в том, что незачем терпеть друг друга, если это становится тяжело, а лучше разъехаться, так?
— Абсолютно. И для ребенка это будет лучше, и поможет сохранить если не любовь, то хотя бы уважение друг к другу — то самое, что очень легко теряется в этих коробочках с минимальным количеством квадратных метров…
— Женя, а сами-то вы комфортный человек для близких людей?
— Как однажды сказал мне бывший свекор Олег Николаевич Ефремов: «Ты тоже не сахар».
Да, со мной жить очень сложно. Я эмоциональная, взрывная, совсем не сентиментальная, не лиричная. Чересчур, наверное, жесткая, даже черствая. И вот в этом смысле мне жалко моих мальчиков, которым, возможно, не хватало материнского тепла и ласки. Я с ними никогда не сюсюкала. Но у меня тяжелая жизнь, и если бы я была мямлей, то давно бы сломалась. Театр, между прочим, не самая благостная среда для выживания. Там невозможно быть белой и пушистой.
А придя домой, невозможно сразу перестроиться.
— И все-таки нашелся мужчина, которому удалось ужиться с такой неудобной женщиной, как вы.
— Знаете, Дима настолько легко влился в мою семью, что я даже не успела толком осознать, что у нас что-то изменилось. И он терпит меня уже восемь с лишним лет. Он мой тяжелый характер изучил очень хорошо, поэтому понимает меня с полуслова, даже с полувзгляда. Чувствует мое настроение и знает, когда лучше промолчать, дабы избежать бури и скандала. Он вообще немногословный человек, сдержанный. Но иногда и его прорывает. И тут уже я бросаюсь его успокаивать. Умоляю: «Тихо, тихо, не пугай детей». Или от греха подальше прячусь вместе с Настей в комнате, пережидать бурю. Муж вспыльчив, но его запал быстро кончается.
Потому что он действительно очень любит нас всех!
— Дмитрия вообще, судя по всему, трудно чем-то напугать. Не каждый решился бы связать свою жизнь с женщиной, у которой трое сыновей от разных отцов…
— Он просто пришел в наш сумасшедший дом и сразу в него вписался, как будто всегда тут жил. Не было у нас никакой притирки, подлаживания друг под друга. Я бы точно этого не выдержала! И с мальчишками моими у него никаких проблем не возникло, они приняли его совершенно спокойно. Если бы с его приходом в семье возник какой-то напряг, дискомфорт, кто-то кого-то раздражал и смущал, ничего бы у нас не сложилось. Я благодарна ему за то, что он всегда был очень добр и внимателен к маленькому Ясику. Он не стремился заменить ему отца, сын знает, что у него другой папа.
А Димины родители для Яна самые настоящие бабушка и дедушка, он их обожает, и они его очень любят. Они удивительные люди — душевные, добрейшие, ко мне относятся как к родной. Частенько помогают мне с младшими детьми, если надо с ними посидеть. Я без них как без рук.
— Вы родили дочку в 44 года. Возраст создавал какие-то особенные проблемы?
— Когда я сообщила Олегу Павловичу Табакову, что жду ребенка, он спросил: «Сколько можно?» Я обещала: «Это последний». И все стали ждать этого ребенка — мы, друзья, коллеги, журналисты. Я еще носила в животе свою девочку, а в прессе уже вовсю писали, что Добровольская родила четвертого мальчика... (Смеется.) Рождение Стаси — это настоящее чудо!
Хотя она досталась мне тяжело. В последние месяцы беременности я только и делала, что лежала. Это пока молодая была, могла во время беременности экзамен по танцу сдавать. А тут уже даже просто пошевелиться было страшненько. После рождения дочки я подумала, что все сложности уже позади, и сразу активно начала действовать. Вернулась на сцену, ввязалась в какие-то съемки. А ведь Настя была очень беспокойной, ночами практически не спала. И хотя Дима меня поддерживал как мог, носил ее на руках, убаюкивал, но все равно я взвалила на себя слишком много. Говорят, что роды омолаживают. Чушь! Ничего они не омолаживают. Это мощнейший стресс для организма, а с возрастом все процессы усугубляются. Короче говоря, я не рассчитала свои силы. Не учла, что сильно поправилась — после родов весила 85 килограммов.
И мой позвоночник не выдержал такой нагрузки, произошло смещение позвоночных дисков. Я не могла повернуть шею, а когда пыталась это сделать, все тело пронзала острая боль. У меня стала отниматься правая рука, я не то что ребенка не могла поднять этой рукой, я даже чайник ею поставить не могла! Сколиоз у меня давно, и я привыкла к боли в спине. Но тут испугалась не на шутку! Ужасно ощущать себя слабой и беспомощной… Я же должна работать, младших детей поднимать, старшим помогать. И я поняла, что, пока не поздно, надо спасаться! Но прежде чем спасаться самой, мне нужно было ребенка спасать. Дочка родилась с жутким искривлением позвоночника. Благо у нас есть гениальный врач-массажист, которая лечила всех моих детей. Она врач от Бога, поднимает на ноги даже детей с церебральным параличом. Так вот, я стала возить к ней Настю на массаж и однажды пожаловалась, что у меня рука отнимается.
Она прощупала мой позвоночник и была в шоке от того, как у меня все запущено. В общем, она и Насте помогла, и меня вернула к нормальной жизни. Но два раза в год мы с дочкой обязательно проходим курс лечебного массажа. У дочки теперь спинка ровная, она занимается в балетной студии, обожает танцевать…
— Девочки от мальчиков сильно отличаются?
— Да абсолютно разные планеты! Хотя собиралась я тут под Новый год купить Насте красивое платье принцессы, но дочка заявила: «Я не принцесса! Я — рыцарь». Сама выбрала себе щит и меч, доспехи крестоносца и с довольным видом всех вокруг устрашала… (Смеется.) Пока Настюша меня от себя отпускает с трудом. Она мой хвостик, все за мной повторяет. Если я читаю сценарий или разучиваю текст роли, сидит рядышком, листает книжки или играет на планшетнике.
Всякий раз, когда у меня вечером спектакль, умоляет взять ее с собой. Ей очень нравится бывать за кулисами — она там чувствует себя как рыба в воде, бегает по гримерным, со всеми радостно общается. Все в театре уже знают, что ее зовут Анастасия Дмитриевна — она только так представляется, когда с кем-то знакомится. Иногда я ее уговариваю: «Останься с бабушкой, у меня сегодня тяжелый спектакль». Но она настаивает: «Мама, я не буду тебе мешать, тихо посижу. А когда ты будешь кричать, закрою уши. Не бойся, я ничего не услышу». Настя уже привыкла к тому, что мама вечно на сцене кричит, роли-то у меня драматические. (Улыбается.) И дочке тоже хочется на сцену. Спрашивает меня: «А когда ты меня туда возьмешь и мы вместе потанцуем?» — А что все-таки выросло из ваших старших сыновей, которые, судя по тому, что вы рассказывали, в детстве были предоставлены сами себе?
— Нет, ну это слишком сильно сказано!
Они, конечно, не были предоставлены сами себе. Я старалась, к примеру, их эстетически развивать. И Степа, и Николай, и Ясик проходили испытание музыкальной школой. Правда, все как один этого испытания не прошли! С каждым я промучилась ровно по пять лет — они играли на фортепиано и на моих нервах. (Смеется.) И все трое в результате отказались заниматься музыкой. Теперь мне же предъявляют претензии: почему, мол, ты нас не заставляла? Я говорю: «Интересно получается! Пять лет вас водишь в музыкальную школу, сидишь там, мучительно ждешь, пока вы отзанимаетесь, потом еще по вечерам учишь с вами гаммы… И вот вы говорите, что больше не хотите заниматься.
А теперь выясняется, что вы в принципе-то хотели, но только при условии, что я еще больше усилий приложу». По-моему, бессмысленно давить на ребенка, заставлять его что-то делать. Все равно он поступит по-своему. Например, Ян сначала на скрипке учился играть, но при этом омывал слезами инструмент — они капали прямо на струны. Он уверял, что хочет играть на фортепиано, и я поверила. Но тут, разучивая гаммы, он уже стал рыдать в голос. А потом взял и «уволил» себя из музыкальной школы — хитрым, коварным, ужасным образом. Просто взял и специально завалил экзамен! Дома накануне все прекрасно играл, а утром мне звонок от учительницы: «Он сыграл две ноты — и все, остановился!» А у нас известно, какие музыкальные школы... Общим развитием они не занимаются. И хотя в нашем районе их целых три, везде говорят одно и то же: мы, мол, работаем на результат.
То есть всех учеников готовят в Бетховены. А чтобы ребенок просто ходил, изучал историю музыки — этого никак нельзя.
— Вот интересно, играть психологически очень непростую роль в спектакле «Письмовник» Ясик тоже сам решил?
— Он просто высказал желание играть на сцене. Я не возражала. А тут подвернулась именно эта роль. И вот уже больше года Ясик вместе со мной выходит на сцену МХТ. Действительно, это тяжелая взрослая постановка, и у детей там сложные роли. У Яна поначалу после этого спектакля случались настоящие истерики, он рыдал, бедный. Приходилось его подолгу успокаивать. Но постепенно, слава Богу, освоился в этой роли. Еще он занимается в музыкальном театре юного актера — там танцует и поет в мюзикле «Оливер».
Однако актером становиться пока не собирается, говорит: «Просто мне хочется быть там, где ты, мама, работаешь…» А вот Степа как раз категорически не хотел туда, где я работаю. Он сам выбрал свой путь — учился в лицее при РГГУ, окончил Плехановский институт. Сейчас ему 26 лет и он работает финансовым директором в какой-то компании. Я в этом ничего не понимаю. Но, по-моему, это хорошая должность. Степа очень серьезный парень, рано стал самостоятельным, долгое время он был моим главным помощником. Научился готовить, и, если у меня не было времени на это, Степан всех нас кормил. Очень рано он освоил вождение машины, получил права и возил Николашу в школу, Яна — в детский сад, а потом забирал их домой. Но, став студентом, он решил жить отдельно — снял квартирку, подрабатывал и сам ее оплачивал…
Николаша совсем другой. Ему 21 год, и он пока никуда от нас уходить не собирается. С ним все сложно. Характер адский — бурная смесь Ефремова с Добровольской. (Смеется.) И мне его жалко, понимаю, что ему самому нелегко. Он с детства был безбашенным, неугомонным, необузданным. Вымахал огромный — метр девяносто. Его отец всякий раз, когда видит Николашу, ужасается: «О, сын, ты еще, что ли, вырос? Я тебя боюсь». Николаю приходится нести знаменитую фамилию, и он признается, что это его гнетет. Все знают, кто его родители, дедушка, бабушка, и рассматривают парня с пристрастием. Николаша снялся в нескольких фильмах, среди которых «Белая гвардия», «ДухLess», вот и сейчас опять уехал на съемки в Ригу. Он учился в ГИТИСе, но диплом не получил. Пока он такой свободный художник, ищет себя.
Прекрасно, что книги стал читать, раньше был к ним равнодушен. И еще радует, что с младшими он возится с удовольствием. Теперь он наш большой усатый нянь. (Улыбается.)
— Ваши взрослые мальчики посвящают вас в свою личную жизнь, делятся проблемами, переживаниями?
— Наверняка они мне не все рассказывают. Но если возникает серьезная проблема или им действительно плохо, идут ко мне. Это дорогого стоит! Думаю, я правильно поступала, что не держала сыновей возле себя, не тюкала и не опекала на каждом шагу. Я лишь наблюдала за ними со стороны и осторожненько направляла. У них была свобода! Конечно, я пыталась их предостеречь от каких-то глупостей и ошибок. Но говори не говори, а свою голову не приставишь.
Чтобы понять что-то про жизнь и повзрослеть, приходится каждому свои шишки набивать. Самый опасный возраст — с четырнадцати до двадцати лет. Степа и Николаша его, слава Богу, уже проскочили. Я всегда безумно боюсь праздников, сборищ. Коллективное подростковое безумие — это очень опасно. В компании они слетают с катушек, становятся совершенно неуправляемыми, оголтелыми. У меня самой была юность о-го-го! Когда вспоминаю, что творила, ужасаюсь. Как только выжила, спрашивается… А поскольку у меня четверо детей, которых я сама привела в этот жестокий мир, покоя мне нет и не будет. Если они не со мной, за каждого волнуюсь и переживаю. Но что я могу? Только молиться за них.
— Женя, а вырваться из Москвы, съездить куда-нибудь в отпуск вам удается?
— Нет, я в принципе не умею отдыхать. И никуда не уезжаю дольше чем на четыре дня. Ведь я работаю в репертуарном театре, и каждый пятый день у меня спектакль.
— А дети как же? С папой ездят отдыхать?
— Нет, с бабушкой. Потому что у папы такая же сумасшедшая работа, как и у меня (Дмитрий — кинооператор. — Прим. ред.).
— Дима часто уезжает в киноэкспедиции?
— Хотелось бы чаще, конечно... (Смеется.) Нет, серьезно! Это ведь только на пользу отношениям. Не представляю, как люди могут находиться вместе изо дня в день и при этом друг друга не возненавидеть!
— Женя, в последнее время вы больше похожи на подростка, чем на многодетную маму. Выглядите прекрасно — худенькая, лицо молодое, глаза горят. Это потому, что у вас есть мощный стимул? Я имею в виду, что ваш муж моложе вас…
— Я не вижу в наших отношениях мезальянса. Ну да, ему тридцать пять, но я-то ощущаю себя лет на тридцать! И когда мне предлагают роли взрослых тетенек — искренне удивляюсь. Хотя иной раз веду Настю в детский сад, в который в разное время ходили все мои дети, и думаю: «Какой ужас! Я уже двадцать с лишним лет топчу эти ступеньки...» (Смеется.) А слежу за собой я, поверьте, не ради мужа, а прежде всего для себя. Он-то любит меня такой, какая я есть... Но мне хочется хорошо выглядеть. А жизнь заставила внимательно следить за здоровьем, придерживаться строжайшего режима питания.
Чтобы снять нагрузку с позвоночника и не допустить возвращения проблемы, о которой я вам рассказывала, надо было как можно быстрее похудеть. И вот, когда я была в отчаянии от того, что такая огромная, рыхлая, вялая, судьба послала мне встречу с доктором, у которой своя оригинальная методика «золотая игла»: нужно носить в ухе иглу, которая блокирует аппетит, и соблюдать диету, которая разрабатывается индивидуально для каждого. Мне пришлось совсем отказаться от круп и мучного — хлеба, пирожков, макарон. Зато я могу есть любое мясо и рыбу, кисломолочные продукты, овощи, фрукты. Мой завтрак — творог, нежирный кефир, фруктовый салат. На обед ем легкие супы, мясо или рыбу с овощами. А на ужин — тоже кусок мяса или рыбы, желательно приготовленные на пару, с салатом.
В день у меня не больше трех приемов пищи, а то и два, ведь ужин бывает не всегда. Пришлось «зашить» рот от перекусов — даже яблоко нельзя съесть просто так, это тоже считается едой! Ну и после шести часов вечера я ни крошки в рот не беру. Даже пью с осторожностью. О спиртном уж и не говорю — его категорически нельзя!
— Боже мой, сколько ограничений!
— Ну хочется же чувствовать себя молодой и прекрасной! У меня есть пример — моя мама. В молодости она была красавицей и лет до 60 выглядела отлично. Вела активную жизнь, тщательно ухаживала за собой... А что касается ограничений — трудно было только поначалу. Мне приходилось отдельно готовить для себя и отдельно — для своих домашних. А как готовить, не пробуя? И я периодически переставала их кормить, что, конечно, всех расстраивало.
(Смеется.) Но зато я очень довольна результатом — за год сбросила 22 килограмма. А теперь остается только поддерживать комфортный для меня вес — 61 килограмм... И еще я регулярно делаю разные омолаживающие процедуры для лица.
— Женя, а что вас, имеющую достаточно свободные взгляды на семейную жизнь, сподвигло официально выйти замуж за Дмитрия?
— Мы прекрасно жили не тужили без штампа в паспорте. А поженились ради Насти. Решили, что будет лучше и удобнее для всех, если дочка родится в официальном браке. Расписались где-то за месяц до ее появления на свет. Для меня это просто формальность. При этом я не тешу себя иллюзиями по поводу того, что Дима непременно всегда будет рядом.
Пока мы с ним движемся по жизни в одной связке — мы семья. А что будет дальше? Неизвестно. И уж во всяком случае я никого не держу!
— И если жизнь заставит, вы справитесь одна с четырьмя детьми?
— Так со старшими уже не надо справляться, они взрослые! Что выросло, то выросло. А с маленькими… Я готова ко всему! Но в будущее стараюсь не заглядывать. Зачем? Надо жить сегодня и сейчас, радоваться тому, что имеешь. Жизнь ведь такая хрупкая, непредсказуемая. И я научилась быть благодарной судьбе не только за хорошее, но и за трудности, горести, искушения, испытания.
— Женя, если бы вы могли начать все сначала, вы бы многое поменяли в своей жизни?
— Ничего бы по большому счету не стала менять. Ведь какие варианты изменений могут быть? Первый — пожертвовать детьми ради работы. Не могу сказать, что это бред, потому что многие люди искусства так и поступают. Но для меня это не вариант! Ведь когда человек умирает, на работе о нем очень быстро даже вспоминать перестают. Особенно если человек — театральный актер! Ведь спектакль — вещь эфемерная. Он идет-идет, а потом все — перестает идти, и ничего от него не остается. То, ради чего актер жертвовал, исчезает без следа. Спрашивается: ради чего тогда, зачем? Ради собственных амбиций? Но я не тщеславна. Ну а второй вариант — наоборот, пожертвовать карьерой ради детей. И это мне тоже не нравится! Я наблюдала такие судьбы — когда талантливая студентка рожает еще в институте и вместо того, чтобы попасть куда-то в театр, садится с ребенком.
Потому что, допустим, боится его оставить с мамой. И что потом? Ребенок вырастает и уходит жить собственной жизнью, а время уже безнадежно упущено… Нет, я ни о чем не жалею и ничего не хотела бы изменить! Ну да, мне ничего легко не доставалось, на голову не падало. Но зато я сама себе хозяйка, ни от кого не завишу, никому ничего не должна. Что имею — все мое: квартира, загородный дом. Я очень люблю свой подмосковный дом, несмотря на то что там приходится все время что-то ремонтировать, подделывать, перестраивать. Но это сладостные заботы! Кроме того, у меня там целое хозяйство: коза с двумя козлятками, куры, петухи, три кошки и две собаки. И все это богатство — мое! (Смеется.)