«Конечно, люди, которые, например, докарабкались до Голливуда, вызывают у меня уважение. Я смотрю и думаю: ну, ребята, вы крутые. Но наверняка был момент, когда чем-то вам пришлось пожертвовать. А мне кажется, лучше быть счастливой женщиной, чем мегакрутой актрисой», — говорит Мария Куликова.
— Маша, однажды я слышала, как вы рассказываете о своем детстве. Мне казалось, что это вы обо мне! Ведь моими кумирами тоже были пионеры-герои, я читала «Пионерскую правду» и журнал «Юный натуралист», любила тот же пломбир, в такой же форме ходила в школу…
— Да, у нас было прекрасное детство, и я никому не позволяю в моем присутствии говорить что-то нехорошее о том времени. Самое яркое воспоминание — это как мы всей большой семьей собирались у бабушки в Текстильщиках в крошечной двушке. Казалось, нам там даже стоя всем вместе не поместиться, не то что сидя. Но как-то устраивались, брали у соседей табуретки, клали на них длинную доску… Соседей, кстати, тоже усаживали за стол — все же друг с другом очень дружили. Помню, если родителям нужно было задержаться на работе, мне говорили: «Маш, спустись к тете Гале, посиди у нее до шести, она тебя накормит». И это, кстати, развенчание мифа о каких-то ужасных, холодных москвичах, которые живут только своей жизнью и никого вокруг не замечают. Полная дурь! И было, и до сих пор осталось теплое общение с соседями.
Понятно, что я не кидаюсь на новых соседей и не начинаю с ними дружить истерически. Но те люди, которые уже прошли какой-то путь вместе, — близкие люди. Я вот умудрилась даже в загородном доме обзавестись друзьями-соседями. От нашей соседки напротив я получаю прекрасные поздравления с каждым праздником, и она, например, может позвонить и сказать: «Машенька, вы знаете, вы забыли окна в машине закрыть, мне со второго этажа видно…» И я сразу вспоминаю, как раньше было: «Здравствуйте, у нас света нет, а у вас?» — «У нас тоже нет, но у нас есть генератор, так что, если долго электричество не включат, приходите, будем греться». В общем, не такие уж мы плохие люди — москвичи.
— А какой была ваша семья?
— Шумной, веселой и простой. Главой нашего клана была бабушка Ксения, мамина мама. Ее муж — дед Ваня — без ног с войны вернулся. Пехота! У них был очень гостеприимный дом. Детям, как многие в советское время делали, накрывали отдельный стол, чтобы они не слушали разговоры взрослых. Курили же раньше в квартирах, пили, разговаривали бог знает о чем. А дети отдельно существовали за маленьким столиком, и главное развлечение им было — поиграть вместе, покататься на пуфике с четырьмя колесиками. Это было весело!
— Из какой семьи ваш отец?
— Со стороны отца мой дед — полковник, а бабушка — декан вокального факультета Гнесинки. Бабушку я не помню, мне было года три-четыре, когда ее не стало. Сохранились ее фотографии с выдающимися людьми, с которыми она общалась, в том числе с Гагариным. А деда я успела узнать хорошо. Недавно прочитала его военные воспоминания, написанные вскоре после Победы. Он отпечатал целый труд на машинке. Я это обнаружила полгода назад, когда Ване дали задание к 9 Мая рассказать о своих близких, которые воевали. Мы с ним покумекали и решили, что все-таки нужно о его прадедушке-инженере Владимире Куликове говорить, который танки проектировал и на Красной площади показывал Сталину.
И вот я позвонила своей старшей родной сестре Гале: «У тебя, кажется, сохранились какие-то фотографии?» Она говорит: «У меня не то что портреты, у меня целая папка с дедовским архивом. Хочешь — приезжай, забирай». Я забрала, стала просматривать бумаги. И нашла этот труд. На титульном листе ручкой было написано: «Дорогой моей внученьке Машеньке. О том, как мы бились с врагом, восстанавливали разбитую страну и первые вышли в космос. Если кто-нибудь когда-нибудь скажет тебе, что эти 70 лет были прожиты зря, не верь. Целую. Дед».
Я настолько была потрясена, когда мы с Ваней вслух начали читать! Дед описывает, как они в самое горячее время придумывали и испытывали мощнейшую технику! Он же принимал участие в создании «Т-34», еще торсионную подвеску какую-то придумал. И вот он пишет, допустим, про танк плавающий — «Т-40». Я говорю: «Вань, давай посмотрим, как это выглядит». Мы лезем в интернет и находим такой танк. Дед пишет: танк с пятью башнями — и мы ищем такой… Но самое поразительное даже не это. Воспоминания написаны человеком с абсолютно техническими мозгами, но читаются будто художественная литература, по которой кино можно снимать. Дед был знаком с Буденным, с Микояном. И очень живым слогом рассказывает какие-то человеческие истории, с ними связанные. Из серии: «Ворошилов вечно был недоволен своим сыном и его одного из всех не хвалил. Хотя на самом деле тот был хорошим офицером...»
Насколько понимаю, сын Ворошилова тоже был инженером и проектировал танки. «Возле Т-34 стоял Панов. Он четко доложил характеристики по итогам пробега Харьков — Москва. У КВ стоял Петр Ворошилов. Докладывая отцу, он запутался. Помню, как нарком махнул рукой: «Ну вот, все еще не научили…» Я доложил нормально, представляя своего плавающего птенца Т-40, Татьяна-40». Это первый советский плавающий танк, который проектировал дед. Там есть фотографии, например, заседания Политбюро 1942 года, 1943-го… Дед рассказывает очень смело: как сложно проходили совещания со Сталиным, потому что все боялись даже очевидные вещи сказать. Еще о том, как многих инженеров сажали и во время войны, и после, и что это было ужасно, потому что люди мыкались, не могли найти себя после тюрьмы. Один из его друзей покончил с собой, потому что его не брали на работу военным инженером с этим волчьим билетом. Человек даже просил: возьмите меня обратно в тюрьму, мне там хотя бы давали работать. Было очень странное ощущение, когда я читала дедов дневник: как будто бы я все это вижу! Там столько информации… Правда, нет ни одного слова о любви. Хотя я знаю, что у них с бабушкой была большая нежная любовь…
— Сами дневник не ведете?
— Нет. Я вела в институте, когда страшно переживала по поводу себя, все пыталась понять, чего я стою. Меня захлестывали невероятные эмоции, зависть к более успешным студентам. Когда у тебя неудача за неудачей, а у кого-то успех за успехом — это очень тяжело в 18 лет пережить. Ты поступил в Щукинское училище, и кажется: ты крутыш, весь мир у твоих ног. А потом вдруг — раз, и ни фига, потому что рядом с тобой двадцать очень талантливых людей, и ты понимаешь, что ты этого не читал, а этого не смотрел, а вот так никогда не сможешь сделать…
— Скажите, а откуда у вас вообще взялся интерес к театру? Я слышала, что вы были ребенком очень тихим…
— Очень! И дико закомплексованным. К доске не могла выйти и что-то внятно сказать, стеснялась. А дома, наоборот, была очень смелой и наглой. И вот родители отдали меня в театральную студию, чтобы я раскрепостилась на сцене. Там можно было позволить себе какое-то хулиганство, выпустить наружу своих демонов и получить удовольствие. И сейчас так же! Я в жизни в последнее время очень редко психую или реву по-настоящему. Конечно, бывают такие события, когда навзрыд и наотмашь, когда ты не можешь остановиться и когда просто рушатся стены. Но гораздо чаще эмоциональный вихрь я переживаю на сцене. А если это еще подпитывается реакцией зала — получается удивительно… Это лекарство мое. Я как будто бы выплакиваю все свои горести, например, что нет мамы… Не знаю, насколько это правильно, но это моя личная психотерапия. На сцене можно выкинуть то, что в жизни никогда себе не позволишь.
— Какая вы в жизни? Какой вас знают любимый мужчина и сын Ваня?
— Это, конечно, вопрос к ним в первую очередь. Но я смешная, и надеюсь, что хорошая. Я вот шарлотку вчера испекла! В последнее время вообще полюбила готовить и постоянно на кухне вожусь. Раньше этого не было. Возможно, это потому, что у меня появился свой дом. В него заходишь — и пахнет ванилью и корицей. Я пеку, но сама толком не ем, потому что у меня то съемка, то еще что-то и нужно влезать в какие-то платья, костюмы. Ужас! Но мне нравится аромат еды, и обязательно, чтобы чесночок, лучок, чтобы все было вкусно-вкусно. И пряности чтобы были обязательно…
— А какая вы мать?
— Нельзя про себя так говорить, но мне кажется, что я добрая, мне не хватает иногда жесткости. Вот мы с Ваней вчера четыре часа делали математику… Он решает задания, а потом переключается и что-то начинает мне рассказывать. Я понимаю, что надо его сейчас осадить, сказать: «Иван, сосредоточься»… А я сижу и думаю: вдруг для него это важно? И тридцать минут слушаю рассказ о том, как он будет снимать свое кино. Он мультики стал снимать и монтировать с фигурками из конструктора. Это супер! Но они все такие, про войну, очень суровые. Ну это, может быть, не страшно, мальчишки во все времена играли в войнушку... Так мы делали четыре часа математику и не доделали. Потому что потом нам важно было почитать «Приключения Тома Сойера». Кстати, какой же классный роман для мальчика этого возраста! Смешной, с юмором, очень точный и очень правдивый. Мальчики со времен Марка Твена не изменились. И мне кажется: ну бог с ней, с этой математикой, завтра доделает… И вот в этом смысле я ужасна. Не приучаю сына к дисциплине. Зато мой любимый мужчина с этим справляется блестяще. У него для Ванька есть специальный устрашающий взгляд.
— Изменилась жизнь, когда сын стал школьником?
— Я вот вчера Ваньку как раз высказала после четырех часов математики: слушай, ты понимаешь, что я вообще-то уже в школе десять лет отучилась, а потом еще и в институте, и имею право уроки не делать, а сижу тут с тобой почему-то. За что мне это — я не понимаю. Они во втором классе уже вычисляют периметр прямоугольника. Я вообще уже забыла, что это такое! И теперь мне надо заново это учить... Хотя обычно все проходит гораздо проще. Просто он сейчас на небольшом карантине, в школу не ходит… А школа у Ванька прекрасная. Я очень долго искала, объездила весь наш район, но выбрала правильное место! Там ребята учатся чуть ли не до шести вечера. Можно забрать раньше, но я иногда приезжаю даже в шесть и все равно жду, когда он там наиграется, набегается и наобщается. Для детей это очень комфортное место. Есть кампус, где они живут. Некоторые дети даже остаются на ночь в кампусе, и ничего. Это частная гимназия, и там новая система образования. Дети не обязаны сидеть пять уроков подряд, потому что это противоестественно в семь лет. Нужно, чтобы кровообращение работало, иначе они перестают соображать ко второму уроку. Поэтому в гимназии уроки перемежаются с разными интересными задачами — часовой прогулкой, шахматами, танцами.
— А папа Вани Денис Матросов поддерживает эту историю с частной школой?
— Да. Он понял, он увидел результат. С Денисом мы в тандеме. В последнее время я не помню, чтобы у нас возникло какое-то разногласие в чем-либо. Перед школой состоялся разговор с Денисом на тему: а почему бы Ваньку не учить китайский? Я говорю: «Слушай, я не против. Но я вот нашла школу с немецким и английским уклоном. Если ты сейчас предложишь китайский, мы съездим, посмотрим и решим». Но в итоге мы остановились на том, что китайский учить сложновато, а вот немецкий — круто, великий язык. Хотя, конечно, долго мне пришлось объяснять Ваньку, чем обычные, рядовые немцы отличаются от фашистов, он все никак не мог въехать. Сын очень интересуется темой Второй мировой войны. В общем, как и я. Люблю все фильмы, связанные с этим временем. И даже сейчас, в данный момент, я сижу и думаю: мы поговорим, я приеду домой и посмотрю следующую серию сериала «Манхэттен» — это про то, как американцы ядерную бомбу пытались придумать во время войны, в 1943 году… Еще меня волнует Чернобыльская катастрофа. И Ваня также в это погрузился — видимо, потому, что меня это волнует, мы с ним это обсуждаем.
— Вы с ним все обсуждаете, я так понимаю?
— Стараюсь. Я могу себе это позволить. У меня один ребенок и такая профессия, что я могу как-то подстраивать под него свое расписание. Могу сказать, что 22 августа у Вани день рождения и я не работаю. Или что в январе собираюсь вывезти Ваню на море. Понятно, что очень многие люди, находясь в рамках других профессий, не могут себе позволить такие вещи. Я могу. И то потому, что сын у меня один. У многих актрис трое, четверо, пятеро детей, и я вообще не представляю, как они справляются.
— Нужно быть очень спокойной, а вы, мне кажется, беспокойная.
— Я психическая. Мне нужна помощь специалиста, чтобы он мне сказал: выдыхайте, все хорошо, это жизнь, ничего страшного… Вот сейчас ребенку нужно удалять аденоиды, и я страдаю. Но мой любимый человек успокаивает: не надо дергаться, все идет своим чередом, аденоиды — ерунда, переживем. Но я настолько нервная, что близкие друзья шутят: «У тебя все время на лбу написано: «А как же дети?» Не важно, что у меня только один ребенок, — какие-нибудь дети, дети всего мира, абстрактные дети. Вот как они?
— В блоге у вас написано, что каждый человек должен, как Мюнхгаузен, сам себя вытаскивать из своих проблем и страхов.
— Должен. Но у меня не всегда получается. Ни разу не была у психолога, наверное, надо пойти. Но у меня есть свой способ, как успокоиться. Перед сном, когда я уже все сделала по дому, спит уже ребенок, все хорошо, будильник заведен, я забираюсь в теплую постель, включаю какой-то классный качественный сериал и погружаюсь в жизнь героев, а свой мозг и свои проблемы выключаю. Я называю это «мое время». Есть множество онлайн-кинотеатров: они у меня все оплачены, я все себе закупила и смотрю какие-то новинки. И тяжелые фильмы, и комедийные, и такие, и сякие — главное, чтобы мозг выключился. И когда досматриваю вторую серию (а я не могу по одной смотреть) — уже все, хочу спать. Вырубаюсь, а утром уже начинается другой день, я как будто бы обнуляюсь.
Не зацикливаюсь на проблемах! Потому что раньше у меня часто бывало такое, что надо лечь спать, завтра очень рано вставать, но заснуть не удается, потому что начинается какое-то кружение мыслей. А сейчас я от этого избавилась и заодно очень много качественных фильмов посмотрела, что для профессии полезно. К сожалению, в моей собственной актерской биографии пока нет такого материала, который я вижу сейчас на этих платформах, но я верю, что еще появится. Но даже если мне ничего подобного не предложат — рыдать не буду, потому что, когда у тебя есть своя ниша, ты сумел ее занять и сохранить за собой, это тоже результат.
Есть люди очень амбициозные, но это не про меня. Мне кажется, за каждым большим успехом стоит какая-то жертва. А я настолько эгоистична, что не готова жертвовать. Я хочу нормальных семейных отношений, чтобы приходить вечером домой и получать порцию своего кайфа: шарлотка, классный сериал, приехали гости. Чем взрослее становишься, тем лучше понимаешь, насколько это ценно. Конечно, люди, которые, например, докарабкались до Голливуда, вызывают у меня уважение. Я смотрю и думаю: ну, ребята, вы крутые. Но наверняка был момент, когда чем-то вам пришлось пожертвовать. А мне кажется, лучше быть счастливой женщиной, чем мегакрутой актрисой. Я понимаю, есть такие профессии, в которых можно пенициллин изобрести, и это другое дело. Если бы у меня был такой дар, я бы понимала, ради чего я жертвую. А ради офигенной роли, которую все равно рано или поздно забудут, глупо жертвовать чем-либо.
— Но кто-то перед сном смотрит «Склифосовского», и ему это так же помогает, как и вам западные сериалы…
— Если верить людям, которые приходят на спектакли, где я занята, то так и есть. «Склифосовский» зрителям полюбился. И кинокомпания «Русское» уже восьмой сезон начала снимать для канала «Россия».
— Вы не устали от своей героини?
— Нет. Я очень люблю ее за то, что она не похожа на меня. То есть это тот самый случай сублимации, когда я могу показать черты характера, которые мне не свойственны, но интересны. В героине есть жесткость и принципиальность. Она гнет свою линию, это я вечно готова на компромиссы. Я очень гибкая, в том числе и в работе. Поэтому со мной работать комфортно. Я лучше закрою рот, а свои многочисленные мысли по поводу того, как мне тяжело, выскажу вечером на кухне за бокалом красного вина. И самое смешное, что, когда ты это проговариваешь вслух, все как-то испаряется, и потом ты уже идешь смотреть свой сериал и засыпаешь, а завтра наступает новый день…
— В каких еще картинах, кроме «Склифосовского», вы в последнее время снимались?
— Летом у меня было два фильма: «Таксистка» и «Ради твоего счастья», там, где Ванек снялся в качестве артиста массовых сцен. А сейчас снимается сериал под рабочим названием «Смерть в объективе», где у меня неожиданная роль. Еще я в поисках пьесы. Мы с Ваней Жидковым в качестве продюсера хотим замутить что-то яркое и интересное.
— Разве вам нравится кататься по гастролям? Ведь антреприза предполагает постоянные поездки.
— Это первое условие — чтобы их не было. Я Ване сказала: слушай, я в свое время очень много откаталась с Театром сатиры. Бывало, мы с Алексеем Гуськовым играли «Трамвай «Желание» по десять спектаклей подряд, в десяти городах Германии — это было непросто. Больше не хочу. Поэтому мы с Жидковым договорились, что сделаем очень качественный продукт, а поездки — только в крупные города, причем не чаще двух-трех раз в месяц. И декорации у нас будут стационарные, а не три стула. Это не значит, что я осуждаю «чес»: все артисты через него проходили. В какой-то момент жизни это необходимо! А у меня так была еще и блестящая компания: Александр Ширвиндт, Михаил Державин, Ольга Аросева, Ольга Прокофьева, Алексей Гуськов, Юлия Рутберг.
Такие партнеры — мама дорогая! С ними связаны самые яркие актерские посиделки, дивные воспоминания. Я такие истории слышала! Не просто байки смешные по поводу того, кто там споткнулся на сцене или что-то не так сказал. А про детство, про испытания... И это — тоже терапия, когда люди, которым далеко за 70, за 80, начинают рассказывать про то, какая была тяжелая жизнь: голод, холод, золотуха. Сейчас уже никто не знает, что такое «золотушный ребенок». А раньше такое встречалось сплошь и рядом, мне это великая Людмила Чурсина рассказала… С такими людьми, как она, — счастье гастролировать по самым дальним уголкам страны. Но сейчас другой период. И по-другому приходится расставлять приоритеты. Для меня сейчас главное — Ваня, дом, путешествия. Я все деньги трачу на поездки, как маньяк. Кто-то становится шопоголиком, а я тревелголик…
— Вы амбассадор краски для волос Garnier Color Naturals. Насколько я знаю, эта тема для вас самой имеет большое значение. Есть цвета, которые приносят вам удачу…
— Да, от природы я темная, а когда перекрасилась в блондинку, меня стали снимать в кино. Вообще, с цветом волос я наэкспериментировалась, и мне очень нравится мой оттенок — № 10 «Белое Солнце», который помогают поддерживать мастера Garnier. Это очень просто, и волосы не портятся: в новых красках Garnier Color Naturals стало больше ухаживающего за волосами бальзама с полезными маслами.
— А вы дома самостоятельно когда-нибудь краситесь?
— Запросто! Например, я звоню в салон, а мне говорят: «Ой, Машенька, у нас все расписано». А мне край как нужно корни подкрасить. И тогда я беру свой тон и крашусь сама. Ничего сложного. Вообще, мне нравится, что эта марка не стоит на месте, им хочется еще лучше сделать свой продукт — так же, как и мне хочется сделать все еще лучше в своей профессии.
Благодарим семейный итальянский ресторан IL BAROLO за помощь в организации съемки
