Сколько вы еще будете вместе? Может, ты с ним поговоришь?»
А о чем говорить? Только в сериалах люди постоянно выясняют отношения. В реальной жизни это выглядит как потеря достоинства.
О будущем мы говорили один-единственный раз, когда обсуждали, что будем делать, если я забеременею.
«Рожать будем», — пожал плечами Золотухин.
Мне такой ответ понравился, хотя детей я не хотела и к материнству не стремилась. Просто знала, что ни при каких обстоятельствах не стану делать аборт. Ну, поговорили да и забыли. А потом я вдруг заметила, что Дэдди, который в начале наших отношений крепко выпивал, бросил пить. Совсем.
Сидим как-то в Питере на банкете после концерта. Все выпивают, предлагают Золотухину, а он отказывается.
— Ну и когда уже ты выпьешь, Дэдди? — спрашиваю.
— Сколько терпеть-то будешь?
— Есть только одна причина, по которой я могу выпить. Угадай, какая.
И протягивает мне салфетку:
— Напиши свою версию, а я напишу свою. И сверим.
Можно было написать по-разному — беременность, ребенок... Но когда я развернула его салфетку, у меня аж мурашки по спине побежали: там было написано «бэбиденок». Я написала то же самое.
Через два месяца я забеременела.
Все собираюсь заламинировать эти потертые на сгибах салфетки. Тогда я этого не знала, но с них началась моя новая жизнь.
У меня была задержка. Купила тест на беременность, но он ничего не показал, и тогда я сдала кровь на анализ. Собираюсь ехать на вокзал, на гастроли с мюзиклом «Энни», а мне звонят из клиники и сообщают: «Результат положительный. Вы беременны».
Кошмар! Я вспомнила, как месяц назад моя незамужняя подруга забеременела и мы ее дружно уговаривали оставить ребенка: воспитаем, поможем… Но как же мне тогда не хотелось оказаться на ее месте! Хоть Золотухин и говорил «Будем рожать», я не была уверена, что он обрадуется такой новости. Валерий Сергеевич не мальчик уже, любовница — это одно, а любовница с ребенком — совсем другое.
В первый момент Золотухин действительно растерялся. Я это почувствовала, хотя внешне он был спокоен. Но потом подумал и повторил: «Будем рожать».
Когда Ванька уже родился, Золотухин дал несколько интервью, из которых выходило, что я поставила его перед фактом: мол, рожу и все тут.
Моя мама ужасно обижалась:
— Он так говорит, как будто ты одна все решила. А он вроде ни при чем.
— Мам, он так говорит, чтобы никого не обидеть — ни меня, ни жену. И в результате обижает обеих.
А у него спросила:
— Ты зачем такие интервью раздаешь?
— Бэби, это издержки профессии.
И больше я не спрашивала.
Да и какая разница, кто кому что сказал.
Главное, что у меня есть сын. А ведь могло не быть...
Поначалу не очень понимала, что это вообще такое — беременность. Я прекрасно себя чувствовала. Никаких капризов не было, я не ела соленых огурцов, и меня не тошнило. Трудно было осознать, что внутри растет ребенок. Но после очередного УЗИ все изменилось. Врач говорит: «Видите, пятнышко на мозге у плода? Возможно, это патология. Папа-то у вас... в возрасте. Мало ли...»
И написала в карте: «Пролонгация беременности под вопросом».
Я три дня прорыдала — было очень страшно потерять ребенка, которого до этого злосчастного УЗИ я толком и не ощущала.
«Сделайте трехмерное УЗИ», — посоветовали специалисты.
Приема у врача надо было ждать несколько дней.
На четвертом месяце беременности, когда в тебе меняется состав крови, гормоны бурлят, ты вообще перестаешь соображать. Только одни эмоции остаются. И я, пока ждала исследования, все думала: «Не отдам! Все равно рожу. И не важно, какой будет. Я своего ребенка любым люблю».
Сделала УЗИ, врач, доцент Воеводин, говорит:
— Мамочка, ну что вы такая напуганная? Нормальный здоровый парень.
— Мальчик?
— На двести процентов. Вот ножка правая, вот левая, а тут вот видите? Мальчик.