На первом же концерте «Женсовета» еще не начала петь, а из зала понеслись крики: «Сабрина!» Парни рвались на сцену, швыряли к моим ногам букеты. Такого никто не ожидал, особенно Лазарева. После концерта в гримерке она орала, что я и пою не так, и стою неправильно: «И вообще, ты слишком много улыбаешься!»
Поначалу я помалкивала, ведь Света была законной супругой Симона Осиашвили, поэта-песенника нашей группы. Но в конце концов терпение лопнуло. Однажды, видимо забыв, что сама из Челябинской области, Лазарева обозвала меня «лимитой». Родной Калининград я в обиду никогда не дам и ответила ей негромко, но внятно: «Закрой свой рот». Света прикусила язык и унеслась, хлопнув дверью. Вскоре наш продюсер и композитор Харитон Витебский тоже не выдержал.
Приехал к Осиашвили: «Симон, я тебя люблю, но с твоей женой работать не буду, с ней просто невозможно работать».
«Женсовет» еще немного попел без Светы, удостоился даже приглашения в телепрограмму «Утренняя почта». Во время ее записи в Одессе я познакомилась с Киркоровым. Филипп пригласил меня работать бэк-вокалисткой, пообещал, что буду исполнять несколько песен сольно. Я ушла из «Женсовета». Ради этих песен жила. Ловила каждый жест Филиппа, училась у него — как общаться с публикой, не зажиматься, работать вживую с оркестром. Он мне нравился, но как женщину Киркоров меня не замечал. Зато вторую бэк-вокалистку, мулатку Элен, в гримерке вечно хватал за задницу. У Филиппа тогда была невеста (все происходило еще до Пугачевой) — болгарка Катя.
Их родители очень хотели, чтобы дети поженились, но Киркоров тянул время: «Я пока не разобрался, любим мы друг друга или нет».
Останавливаться на бэк-вокале я не собиралась и записала несколько песен с композитором Мартыненко. Киркоров, узнав об этом, сказал: «Ну, что ж, ты можешь теперь обойтись без меня. Работай, желаю успехов». И улетел в Марокко. Я осталась без денег, без работы, зато с огромным счетом за съемную квартиру. Обратилась к известному продюсеру, он послушал записи и резюмировал: «Фуфло!» Потом, кстати, эти песни взрывали стадионы.
«Надо попытаться раскрутиться с песней популярного композитора», — подумала я. Благо был у меня такой хороший знакомый — Укупник.
— Аркаша, отдай мне свою песню. Очень надо. Начну петь — заработаю, расплачусь. Сейчас нет ни копейки, даже за квартиру заплатить нечем.
— Понимаю и могу только посочувствовать, — ответил он. — Приноси пятьсот рублей, и песня твоя.
— Где ж их взять?
Вот она, дружба московская! Что Аркаше были эти мои пятьсот рублей?..
Каждый день я приезжала на студию «Гала», где раньше писался «Женсовет», и плакалась ребятам:
— Что делать?
— Давай попробуем замолвить за тебя словечко Лене Величковскому. Он заканчивает записывать альбом для Натальи Гулькиной. Вдруг поможет.
Величковский не загорелся.
— Значит, в «Женсовете» пела? Уж больно группа отстойная.
— При чем здесь «Женсовет»? Я по образованию джазовая певица. Как скажешь, так и спою.
Понимала: Величковский — мой последний шанс, и изо всех сил старалась произвести на него впечатление.
— Ладно, — сдался Леня. — Попробуем.
И записал со мной песню, потом еще одну, и еще...
Величковский мне нравился. Он был очень симпатичным. Носил ботинки как у солиста Depeche Mode, челку выстригал моднющую и ездил на кремовых «Жигулях». На меня Леня и не смотрел, по крайней мере так казалось.