В юности я часто слышал от сорокалетних мужчин, что ничто их уже не волнует. Это все пережитки советского прошлого, по уставу которого жизнь не может быть ни длинной, ни счастливой. Многие и сейчас считают, что только молодость — время, когда стоит жить. Неправда. Нельзя оставлять себя в покое ни в сорок, ни в семьдесят. Нужно пройти жизнь в полную силу, что называется «навылет», и уйти, по возможности никого не напрягая немощью и маразмом. Как мой отец. Его ничто не удивляло и не пугало, в свое время он быстро разобрался, что такое перестройка, мафия и коррупция, находил глубокие философские связи между историческими процессами, храня в памяти события еще времен революции, Ленина и Сталина. В Израиле, куда мы ездили на гастроли, им, восьмидесятивосьмилетним, увлеклась сорокапятилетняя медсестра.
Они вместе гуляли и читали стихи, а когда пришло время расставаться, папа обнял ее, поцеловал и сказал, улыбаясь: «Ты ни на что не рассчитывай, у меня в Москве есть Бэла».
С чувством юмора у него всегда все было в порядке!
В Питере он принял участие в моем концерте в зале «Октябрьский».
«Папе — девяносто три, — сказал я. — Он участник прорыва Ленинградской блокады и поэтому сегодня здесь, в этом зале».
Он поднялся на сцену без посторонней помощи, взял микрофон и прочел: «Нас все меньше и меньше, мы уходим далече. Это мы погасили Бухенвальдские печи…» Зал аплодировал ему стоя, со слезами на глазах.
Отец почувствовал, что нужно разрядить пафосную обстановку, взял под локоток девушку, вынесшую ему цветы, и сказал Женьке Кульмису, который хотел помочь ему спуститься со сцены: «Не мешай, я с дамой!»
И снял все напряжение.
За такую старость надо бороться каждый день и час.
И творчество надо преумножать. Публика не прощает однообразия. Если ты не удивляешь, она тебя забудет. Мышцу надо постоянно наращивать.
Еще есть к чему стремиться. Япония, Китай — страны с непонятной для нас ментальностью. Разве не интересно найти к ним музыкальный ключ? А страны Европы? У нас есть шансы завоевать там популярность, ведь аналога нашей арт-группе нет в мире.
Нечто похожее делают «Десять теноров» из Австралии, но у них нет нашего разнообразия голосов и репертуара. А у нас собраны все мужские голоса, которые есть в природе, — от контратенора и тенора альтино до баса-профундо. И тем не менее на голом энтузиазме этот Олимп не возьмешь, в каждой стране есть заслон в лице профсоюзов, которые не пускают иностранного артиста завоевать чужой рынок и отнять кассу у своих. Но случайно могут пропустить.
В личной жизни тоже надо развиваться и… размножаться. Хотя в вопросе деторождения я обычно в оппозиции. Артисты ведь, как правило, зациклены на себе. И я понимал, что дети — это самопожертвование, даже если ты можешь их обеспечить. Это — переживания и ограничение свободы, лишение отдыха и спокойного сна. Пока были живы родители, я постоянно о них думал и беспокоился.
Когда они ушли, мне стало чуть спокойнее. Заводя детей, ты тоже становишься навсегда несвободен, есть ребенок — есть проблема, и я, как мог, старался этой проблемы избежать. Один известный музыкант, слегка покалеченный эгоистичным маминым воспитанием, в сорок пять собрался жениться. Вот как он сформулировал требования к будущей супруге: «Еврейка, от тридцати до тридцати пяти, врач-терапевт, бездетная и не желающая иметь детей».
Моя жена сейчас в таком порядке расставляет приоритеты своей жизни: дети, дом, муж. Муж, то есть я, на последнем месте!
— Почему? — спрашиваю ее.
— Дети нуждаются во мне, дом тоже, а ты — самодостаточный, сильный человек, можешь сам о себе позаботиться.
Шутка, конечно, но вывод очевиден: заводя детей, ты осознанно бьешь по собственному эгоизму.
Мне не хотелось лишать себя внимания жены и свободы. Я был счастлив тем, что у меня две дочери, Наташа и Сарина, и мне казалось, что это полноценная семья, больше никто и не нужен. Поэтому когда Лиана на День святого Валентина преподнесла мне в подарок положительный тест на беременность, был в шоке. Честно говоря, боялся снова стать отцом маленького ребенка. И сказал: «Но если опять дочка, покупаю два билета первого класса и отправляю обратно в Америку!»
Когда подошел срок, я был в страшном цейтноте — в разгаре гастрольный тур, посвященный пятнадцатилетию коллектива.