Мы дружно опохмелились — и разошлись в разные стороны. Они отправились на Исаакиевскую площадь, где народ начинал строить баррикады, я — в роддом. Поздравлять жену.
Палата Юли располагалась на первом этаже, на окнах — решетки. Настолько узкие, что бутылка пива (между прочим, последняя), которую я хотел презентовать жене, никак сквозь прутья не пролезала.
На следующий день я явился в роддом абсолютно трезвый. Во дворе какие-то мужики разгружали машину, кузов которой был набит коробками с перевязочными материалами. Главврач, собрав пациенток в холле, держала речь: «Мамочки! Тех, у кого мужья — военнообязанные, мы готовы отпустить по домам сегодня же.
Вероятно, их скоро призовут, и мы хотим, чтобы у вас была возможность собрать, проводить... Остальных еще подержим, но недолго. Один-два дня. Наш роддом переоборудуется в госпиталь».
Вот в такое серьезное время появился на свет наш сын, который в полугодовалом возрасте уже отправился с папой и мамой на очередные гастроли в Германию. Наши спектакли пользовались успехом, Европа — особенно на фоне послепутчевой России — радовала стабильностью, обилием товаров, благоустроенностью. Скажи кто тогда: «А оставайтесь-ка вы, ребята, у нас насовсем», — вряд ли смогли бы отказаться от такого предложения.
Ничего подобного не прозвучало, но — будто в качестве компенсации — сразу по возвращении на родину я получил приглашение от Сергея Овчарова сняться в полнометражном фильме «Барабаниада».
В главной роли барабанщика похоронного оркестра, который, оказавшись безработным, отправляется странствовать по России вместе с инструментом, сработанным некогда «самим Страдивари».
Картина получила множество призов на всероссийских и зарубежных фестивалях. Одни критики называли ее «неоценимым вкладом в развитие отечественного кино», другие нещадно ругали за прямолинейность и «злобу дня». Как бы то ни было, для меня съемки в «Барабаниаде» оказались бесценным актерским опытом: у барабанщика (как, впрочем, и у других персонажей) не было ни единой реплики — «работать» пришлось исключительно мимикой и жестами, как в немом кино.
Гонорар за картину я тоже получил изрядный. На него мы в доставшейся по наследству от Юлиного деда коммуналке обустроили первое в нашей совместной жизни «семейное гнездо». В магазинах «Сделай сам» я скупал доски, железные уголки, шурупы и собственными руками мастерил шкафы, книжные и посудные полки. Пока был занят «возведением» мебели, для душевных терзаний по поводу отсутствия новых предложений от режиссеров не оставалось ни сил, ни времени. Но деньги вскоре закончились, Юлю позвали в киногруппу, работавшую над очередным фильмом «бондианы» под названием «Золотой глаз», снимавшемся в том числе и в Петербурге... А я опять оказался не у дел. Отечественное кино по-прежнему пребывало в глубоком кризисе, и это, конечно, служило утешением. Но очень-очень слабым.