На пороге — незнакомый молодой человек.
— Вы к кому?
— К Виктору.
И хотя мама всех посетителей брата гоняла, этого почему-то впустила. Им оказался Андрей, ставший ее третьим и последним мужем. Единственным, с которым — спустя пять лет после регистрации — мама обвенчалась. Думаю, совершая этот серьезный шаг, она тем самым хотела поставить себя в рамки. Обозначить флажки, за которые уже нельзя выходить. В любой семье происходят конфликты, но мама всегда повторяет: «Мы венчаны. Говорить не о чем: поклялись быть вместе до гроба». В этом смысле она молодец: сама создала себе твердь, на которую смогла опереться.
Когда мама познакомилась с Тришиным, Андрей работал в часовой мастерской. В Перестройку устроился водителем в немецкую фирму: в семье тогда было трудно с деньгами. Сегодня занимается в основном строительством.
Они вместе уже больше двадцати лет. Почему в конце концов мама выбрала именно Андрея? Мой папа любит повторять, что из Лены вышла бы отличная жена генерала. По менталитету, внутреннему строению молекул она совсем не артистка. На фоне коллег — как мощный трактор в окружении газонокосилок. Актерам свойственно смешивать реальность и искусство, играть с живыми людьми как с партнерами на сцене. А мама четко разделяет жизнь и кино. Елена Игоревна на этих словах может покрутить пальцем у виска: мол, кого вы слушаете? Это я-то не артистка? Но мне кажется, что актерство для нее лишь профессия, никак не образ жизни.
Оттого сумела сохранить трезвый взгляд на коллег, в которых, как правило, много женского начала. А мама всегда уважительно относилась к мужчинам с абсолютно брутальными интересами. И шла за своими увлечениями. Заинтересовалась медициной — вышла за Дерябина. Со временем ей захотелось дома, семьи, уюта, и мама создала все это вместе с Андреем. Найдя общие интересы в охоте, рыбалке, путешествиях.
Когда они съехались, мне было четырнадцать, Андрею двадцать пять: его даже в армию призвали, мама ездила навещать. А в этих возрастах мужчины и женщины пребывают примерно на одном психоуровне. Как-то — еще до их свадьбы — осталась на Красина ночевать. Гладила школьную форму. Доски у мамы почему-то не было, разложила костюм прямо на полу, на ковре.
Мама была на спектакле. Андрей предложил: «Давай устроим темную Груше». Начали собаку ловить, заворачивать в плед, она визжит, мы хохочем. А потом почувствовали запах гари: утюг я оставила на ковре и он выжег немаленькую дырку. Оба поняли, что влетит от мамы, и придумали... засунуть под ковер записку: «Мамочка, я тебя очень люблю». Нам, конечно, досталось. Но без записки было бы хуже.
Если я приезжала, редко видевшая меня мама, естественно, стремилась уделить дочке максимум внимания. И Андрей поначалу ревновал. Речь о мелочах: почему его мама пилит, что не помыл за собой чашку, а мою просто не замечает?
Однажды поругалась с бабушкой. Она и скажи: — Не хочешь слушаться?
Отправляйся к родителям!
Я в ответ:
— Да пожалуйста! — собрала вещи и — в третий и уже в последний раз — перебралась к маме.
Вначале все было замечательно. За некоторые уроки до сих пор ей благодарна. Я тогда впервые влюбилась, причем безнадежно. Плакалась:
— Он не обращает на меня никакого внимания!
— И правильно делает, — отвечала мама. — Посмотри на себя: вся в прыщах, волосы сальные.
— Но бабушка говорит, часто мыть голову вредно.
— Глупости. Ходить с грязными волосами тоже не полезно. Что это за челочка в три волосинки? Ты хотя бы слышала, что такое дезодорант?
Конечно, оскорбительные слова ранили. Но такую встряску дали, что я начала следить за собой. Мама учила меня краситься, давала надевать в школу свои свитера, купила только появившуюся тогда заколку-краб. Я чувствовала себя принцессой на балу. Мы друг по другу соскучились и вступили в игру «как нам хорошо вместе». Но уже через месяц пошло-поехало: невымытая посуда, полное мусорное ведро...
Как-то прихожу, Андрей с мамой сидят набыченные: «Мы посмотрели дневник, у тебя очередная двойка». Я подумала привычно: «Интересное дело! Никогда маму мои оценки не интересовали. Какие теперь могут быть претензии?» Она, наверное, ждала объяснений, а я встала в позу и укатила обратно к бабушке.
Мне было четырнадцать, а у любого подростка обид на родителей — вагон и маленькая тележка. Совсем не важно, живут ли они в одной квартире или в разных городах.
Училась я из рук вон плохо и будущее представляла с трудом. Папа мечтал, чтобы поступила в МАРХИ, где учились он, дядя, папина сестра Лена, который, даст Бог, окончит и моя дочь Алиса. Но я влюбилась и вместо того, чтобы ходить к репетиторам, целовалась по подъездам. Закончилось это плачевно. В институт меня взяли, но уже на первой сессии сообщили, что в семье не без урода. До пересдачи я так и не дошла — забрала документы. О чем потом сильно жалела.
Рычагов для управления такой свободолюбивой девушкой ни у кого не было.