— Прочитаешь: «Я маленькая девочка, я в школу не хожу, я Ленина не видела, но я его люблю».
— Как это — не видела и люблю? Так не бывает! — запротестовала я. — Вот маминого брата Володю я видела, знаю и люблю! А Ленин — кто такой?
Но воспитательница настояла на своем. Что из этого вышло, знаю из рассказа мамы: «В актовом зале начинается утренник, объявляют: «А сейчас самая маленькая девочка Катенька Никищихина прочтет стихи о Ленине». И тут выходишь ты, с нелепым огромным бантом, явно недовольная происходящим, мрачно оглядываешь зал и начинаешь: «В лесу родилась елочка, в лесу она росла...» И так — до конца».
Читала я про елочку под нарастающий хохот зрителей. Воспитательница этого не простила и накатала в Театр имени Станиславского «телегу» о том, что ребенок актрисы Никищихиной растет в обстановке вопиющей идеологической распущенности.
К счастью, в театре никакого значения письму не придали. Тем более не было ни одного упрека от мамы. Она никогда на меня не давила.
Помню, классе в четвертом моя подруга стащила у своего деда магнитофонную запись Высоцкого и дала мне послушать. Это был его ранний цикл «Городские романсы», а-ля блатные, совсем не детские песни. Я слушала и заливалась слезами — так жалко было героев Владимира Семеновича. Мама приоткрыла дверь в мою комнату, услышала что-то вроде «За меня невеста отрыдает честно, за меня ребята отдадут долги», сразу оценила обстановку и, ничего не говоря, ушла на кухню.
Да, я жила в детских садах на пятидневке, оставалась на продленке в школе, в летних лагерях проводила подряд по три смены. Зато у меня всегда было много друзей. И хотя по маме я, конечно, скучала, но домой не просилась — было очень интересно с ровесниками. Кроме того, я понимала: она очень занята.
Нашу жизнь омрачало лишь одно обстоятельство — мама иногда выпивала. Причина была проста: с уходом из театра Львова-Анохина ей почти не давали ролей, которые могли по значимости сравниться с Антигоной. От «Антигоны», которую играла без замены двенадцать лет, мама отказалась сама, сыграв триста тридцать два спектакля. Но эта героиня — с ее честностью, прямолинейностью, максимализмом — навсегда осталась с мамой, слилась с ней, как в ее любимой поэме Пастернака «Вакханалия».
Она совершенно не способна была о чем-то попросить, улыбнуться лишний раз начальству, напомнить о себе. Друзья говорили:
— Лиза, позвони режиссеру, он хорошо к тебе относится. Спроси как дела, поболтай.
— А вдруг подумает, что я хочу роль?!
— Ну и что? Ты же хочешь роль!
— Нет, я так не могу.
Театр был маминым сердцем, ее аккумулятором, и если она чувствовала свою ненужность, жизнь останавливалась. Мама впадала в депрессию, начинала пить, и видеть ее в таком состоянии, находиться рядом становилось невыносимо тяжело. Я с детства просила, умоляла, требовала: — Пожалуйста, не надо.
У тебя же голова потом болит! Или я стану пить с тобой!
— Не буду больше, Катенька, — обещала она и тут же об этом забывала.
Помню, как ребенком я пришла на свой любимый спектакль «Робин Гуд», в котором у нее была роль Маленького Джона. Робин с Джоном в очередной раз кого-то удачно ограбили и открыли бутылку шампанского, чтобы отметить. И я закричала из зала: «Мамочка, ты же обещала больше не пить!» Спектакль смотрели родители с детьми, и взрослые, услышав такую реплику из уст пятилетней девочки, хохотали до конца действия...
Но как же я ее любила! В другом спектакле, «Продавец дождя», мама играла девочку Лиззи, а Владимир Коренев — старшего брата. Он говорит сестре в одной сцене: «Лиззи, посмотри на себя.
Ты некрасивая». «Неплавда, моя мама самая класивая в миле!» — возмутилась я на весь зал.
Однажды Женя уговорил ее «подшиться». Продержалась полгода. Козловский в каком-то интервью сказал, что мамины срывы, которые следовали один за другим, были ужасны и в итоге привели к их расставанию. А вот моя память сохранила о том времени много светлого.
Традиционно считается, что мамы должны сидеть дома, заботиться о детях, вести хозяйство. Но эта история не про Елизавету Никищихину. Тем не менее я уверена: все лучшее во мне — от мамы. Она дала ощущение внутренней свободы, самостоятельность, умение с юмором посмотреть на себя и неприятные ситуации.