У меня потом очень долго стояла литровая бутыль Chanel № 5 и почти такая же Madame Rochas. Я понемногу отливала духи однокурсницам. А Насте Вертинской подарила пол-литра очень популярных тогда Ma griffe.
Осенью 1966 года она родила Никите сына Степана, прямо в день моего рождения. Егор в детстве обожал двоюродного брата, все время обнимал, целовал. Помню, маленьким не мог выговорить его имя и однажды вместо «Степа» сказал «Потя». Так его потом в семье еще долго звали Потей.
Егор был очень нежным. Как-то приехала двоюродная сестричка Олечка Семенова. Такая хорошенькая: глазки голубые, на голове платочек — просто девочка с шоколадки «Аленка»! Егор, увидев ее, задохнулся от восторга. Бегал, бегал вокруг, а потом вдруг схватил и поднял вверх от избытка чувств.
Олечка очень строго посмотрела и сказала: «Поставь на место! Что я тебе, гиря, что ли?»
Заботы о сыне пришлось совмещать с учебой. В 1967 году я поступила во ВГИК на курс Сергея Аполлинариевича Герасимова и Тамары Федоровны Макаровой. Моих соучеников сразу же отправили «на картошку», как было заведено в те времена. А меня, ввиду наличия маленького ребенка, освободили от этой повинности, и мы с Андроном махнули в Коктебель, в Дом творчества писателей. Егора оставили с бабушкой.
Я купалась, загорала, а Кончаловский вместе с Валентином Ежовым и Рустамом Ибрагимбековым пил крымское вино и писал сценарий нового фильма. Он хотел снять боевик на революционном материале и обещал мне роль.
Но однажды Валя сказал: «Слушай, Наташка, по-моему, роли для тебя не будет. У нас вырисовывается история про гарем». Андрону она была не интересна, он переключился на другой сюжет. А ребята реализовали свой замысел. По их сценарию через несколько лет был снят фильм «Белое солнце пустыни».
Когда вернулась в Москву и пошла в институт, однокурсники уже все разбились на компашки, а я осталась одна. И потом так и держалась особняком. Во-первых, я была старше всех, успела обзавестись семьей. А во-вторых, имела право на свободное посещение и много снималась.
Ребята первое время были недовольны тем, что мне мастера разрешают сниматься, а им нет. Узнав о «брожении» в коллективе, Сергей Аполлинариевич выступил с гневной речью: «Я тут слышал, что некоторые возмущаются «особым положением» Наташи Аринбасаровой.
Вот что я вам на это скажу: мы Наташу не считаем своей студенткой — мы считаем ее состоявшейся актрисой, которая пришла к нам на курс повышать свою квалификацию! А вам не позволим бегать по киностудиям и предлагать свои услуги!» На этом все разговоры прекратились.
Меня уважали. Хотя некоторые однокурсницы, возможно, и завидовали. Я ведь уже была звездой и к тому же супругой известного режиссера. А мне все наши девчонки нравились — они были очень талантливые и красивые. Правда, безумно раздражало, когда кто-нибудь, прибежав на первую пару, садился в углу и начинал марафетиться. Я за четыре года ни разу не пришла во ВГИК небрежно одетой и без макияжа. В выходной всегда стирала и наглаживала свои «туалеты» на неделю вперед.
А в будни предпочитала лучше опоздать, чем прийти непричесанной, ненакрашенной.
Однажды Наташа Гвоздикова осталась у нас ночевать. Утром увидела меня и захохотала.
— Ты что? — удивилась я.
— Первый раз вижу тебя без косметики. Ты, оказывается, такая бледненькая!
— Ну извини, не успела накраситься до твоего пробуждения!
Мама нас с Таней учила, что женщина не должна ходить неприбранной даже по дому. С утра первым делом нужно привести себя в порядок и сменить халат и тапочки на красивое платье и туфельки. Тогда и настроение сразу улучшится.
С Гвоздиковой мы, можно сказать, дружили.
