Да потому что в правоохранительных органах засилье жегловщины, закон — кистень. Когда слышишь сегодня об очередном милицейском беспределе, дрожь берет.
Да и не было бы без меня никакого фильма: мою кандидатуру одобрили тогдашний председатель Гостелерадио Сергей Георгиевич Лапин и главный редактор творческого объединения «Экран» Борис Хесин. Эти могущественные люди испытывали ко мне симпатию после выхода «Как закалялась сталь». Я к тому времени уже был награжден премией Ленинского комсомола, получил международные призы, а Говорухин был обычным режиссером, каких много. У него в квартире даже телефона не было. Когда он каждые две недели отправлялся в Москву показывать отснятый им материал, частенько брал меня с собой, верно рассчитав: начальники увидят любимого Конкина и не заставят что-то переснимать.
Высоцкий категорически не хотел надевать милицейскую форму, у него был зуб на органы.
А наши консультанты генералы МВД на этом настаивали.
— Володя, будем снимать милицейский бал, надень форму, — просил Говорухин.
— Ни за что!
Так этого и не сделал, хотя орден Красной Звезды носил с удовольствием. Тогда Говорухин, чтобы успокоить генералов, придумал сцену, где Жеглов меряет форму перед зеркалом и говорит Шарапову: жаль, надеть не придется, это для меня вроде домашней пижамы.
А когда Высоцкий садится за пианино в синем кителе и поет «Лиловый негр вам подавал манто...» — это была его личная придумка. Правда, инструмент в декорацию попросил поставить я: «Слава, посмотри на мои руки. Видишь, пальцы тонкие. Поставь в комнату Шарапова пианино». И фортепиано потом «выстрелило».
Кому-то кажется, что Высоцкий меня переиграл. Никогда с этим не соглашусь. Высоцкий сыграл эту роль, как говорится, «на своей жизненной коде» — то есть во многом проявил там самого себя. Обещал Говорухину не браться за другие проекты, на время съемок отказаться от концертов, но обманул, параллельно стал работать у Швейцера в «Маленьких трагедиях». Иногда мы ждали его неделями.
Думал бы о Высоцком гораздо хуже, если б однажды он не признался: «Я под забором бы околел, не встреться мне Марина».
Господь, наверное, бросил эту удивительную женщину в объятия Владимира Семеновича, и она полюбила его таким, какой есть. Марина Влади продлила его жизнь минимум лет на десять, он уже тогда жил с диагнозом «цирроз печени». Кстати, при мне никогда не пил. Я бывал у Высоцкого в гостях на Малой Грузинской, он надевал на меня наушники, ставил записи новых песен, приносил бутылку сухого, но сам к ней не прикасался, уходил в кабинет, над чем-то работал.
Многое в Володе мне не нравилось, многое раздражало, смущала безапелляционность Высоцкого, но я тоже не мог его не любить. Тогда и понятия не имел, что его взрывной характер, грубость на площадке —последствия ломки. Сейчас об этом известно всем.
Сын Никита развил эту тему в фильме «Высоцкий. Спасибо, что живой», где выступил автором сценария. На мой взгляд, если бы Никита по-настоящему любил отца, он не стал бы афишировать его наркозависимость. И не подумывал бы выпустить водку имени Высоцкого. Не такую память о Владимире Семеновиче надо оставлять.
Никите хочу напомнить: твой отец гений. Можно быть каким угодно потрясающим артистом и всеми признанным, пока жив. Но ты ушел, и тебя сразу забыли. А вот Высоцкого не забывали и никогда не забудут. Странно, что на концерты памяти отца Никита приглашает кого угодно (о Высоцком теперь вспоминает Безруков, что он вообще может о нем знать?), только не Марину Владимировну. Последнее время не зовут даже Ваню Бортника. Все изменилось.
