— Вам, Женя, надо перейти Невский проспект — там ваш театр.
Акимов указал ему на «Александринку». Затем обернулся к Саше:
— А ваше место, к сожалению, уже занято.
— Кем? — удивился брат.
— Я только что принял в театр замечательного артиста Геннадия Воропаева. У вас с ним одинаковая фактура.
Саша был вынужден вернуться в Москву. Но все не зря: думаю, очутись брат у Акимова, никогда бы не вырос в артиста, каким стал, — его актерская природа требовала более темпераментного, эмоционального воплощения. Все это он и получил в Театре имени Маяковского, которым руководил режиссер Николай Охлопков.
Я учился в десятом классе, когда по приглашению Саши приехал в Москву на его премьеру. Родители сорваться не смогли. Остановился у брата в общежитии недалеко от улицы Горького, подробностей нашей встречи память не сохранила. Помню только, что стены довольно большой Сашкиной комнаты были не оклеены обоями, а выкрашены по моде тех лет в разные цвета. Зато «Иркутская история» произвела на меня такое впечатление, что не забуду до конца дней. Модернист и выкручиватель театральных истин Охлопков поставил очень необычный по форме спектакль.
Через весь зал был проложен подиум, и артисты выходили на сцену прямо на уровне плеч зрителей. Уже одно это ошарашивало. Мне было удивительно, что на сцене — мой брат: дистанция между нами в те годы была огромная. Эмоциональным центром постановки была цыганочка — пляска любви и отчаяния — которую танцевал Сашин герой. Что это был за темперамент! Было понятно, откуда ноги растут: отец нам такие коленца показывал, что будь здоров, а мама, когда я поступал в театральный, учила меня именно цыганочке. Пляску брата сравнивали с легендарной тарантеллой Комиссаржевской в «Норе». О Саше сразу заговорили как о молодом таланте. Тогда появилась целая плеяда новых имен, достаточно вспомнить певицу Тамару Милашкину из Большого театра или актера Геннадия Бортникова, прославившегося в спектаклях по Достоевскому Театра Моссовета.