В Москве на перроне встречал папа. Когда я соскочила с подножки — загорелая, с собранными в пучок волосами, казацкими сережками в ушах, — всплеснул руками: «Вот такая ты запросто могла бы сыграть Аксинью!»
Мы с сестрой Леной обожаем кофточки с басками, цветные платьица с белой прошвой, длинные, с кружевом по подолу, юбки, гладко зачесываем волосы. Все это стало частью нашей натуры — просто прилипло намертво.
На папином юбилейном вечере в ЦДРИ Элина Быстрицкая вышла на сцену со словами: «Петенька, давай поцелуемся! Мы так давно с тобой не целовались!» Расцеловались троекратно, трогательно обнялись, встали рядом, и Элина Авраамовна, глядя на первый ряд зала, где сидели мама, Лена и я, сказала: «Мариночка, ты извини, но я все-таки хочу установить истину. Девочки, встаньте, пожалуйста, и повернитесь к залу».
Мы с сестрой выполнили просьбу.
— А теперь пусть народ скажет: чьи это дочки?
Зал встретил шутливую провокацию восторженно:
— Ваши! Похожи!
В большинстве случаев актеры, даже если расчудесно общались на съемках, по их окончании не встречаются и даже не звонят друг другу. Но только не «тиходонцы». Чаще всего собирались у Ильченко, сыгравшего роль отца Гришки — Пантелея Мелехова. Даниил Иванович был одиноким человеком, а «Тихий Дон» словно подарил ему семью. Папу он до конца своих дней звал «сынком», к Люсе Хитяевой, Зине Кириенко и Лине Быстрицкой относился как к дочкам. Зазвав всех в гости, Даниил Иванович варил огромную кастрюлю борща, сам делал и коптил на балконе домашнюю колбасу, доставал из загашников соленья собственного приготовления.
В середине семидесятых дед Данила серьезно заболел. Папа отвез его в хорошую больницу, доставал лекарства, постоянно навещал. Едва появлялся на пороге, по отделению неслось: «Гришка к отцу приехал!» После выписки папа устроил Ильченко в Дом ветеранов, куда приезжал при первой возможности. Даниил Иванович слабел с каждым днем, и когда ноги перестали слушаться, папа выносил его в парк подышать свежим воздухом на руках.