Андрей был мужчиной, к которому хотелось прижаться. А когда трудно — спрятаться у него на груди. Я видела в нем и мужа, и любовника, и друга. Его отцовские чувства были столь сильны, что распространялись не только на дочку, но и на меня, хотя всем в семье «рулила» я.
Например добиться того, чтобы комнату соседки городские власти отдали нам, было очень непросто. Задача «выбить» дополнительную площадь в ведомственном доме поначалу вообще казалась нереальной, но я с ней справилась. Андрей не переставал удивляться: «Как ты это провернула?» Или, скажем, приезжает муж с очередных съемок, огорошиваю его новостью:
— Нам телефон поставили!
— Не может быть, люди по двадцать лет ждут!
Но при этом он был абсолютно надежным, я всегда чувствовала рядом с собой плечо, на которое можно опереться. Когда начался капитальный ремонт нашего дома, Андрей выгнал всех горе-мастеров и стал все делать сам. Никакой халтуры не терпел. Все, что было им однажды прибито, держится до сих пор. Но в нем не было хваткости, он не умел добывать себе какие-то блага, что в итоге сказалось на нашей жизни.
После долгожданного выхода «Ивана Лапшина» пришла слава. Я гордилась им, и мои родители тоже. Рядом с нашим домом был киоск «Союзпечать», и киоскерша всегда оставляла для нас газеты и журналы с публикациями об Андрее.
Муж продолжал сниматься, а когда в перерывах прилетал домой, наговориться друг с другом не могли. Засиживались до рассвета, хотя с утра мне надо было на репетицию, и все не иссякала наша беседа: о театре, о жизни, о кино, о планах на будущее.
Помню, еще до рождения Маши мы приезжали в столицу в гости к моему брату, жившему на Кутузовском проспекте, и я восторженно говорила Андрюше: «Я готова здесь хоть улицы подметать!» И тут вдруг Андрей Гончаров пригласил мужа в труппу Театра имени Маяковского. Тот еще колебался, но я решительно сказала: «Это шанс, и упускать его нельзя». Тем более ведь обещали, что позже у нас будет квартира, а дочку устроят в детский садик. Пока же муж поехал один.
