— Милиция Владимировна, у нас пожар.
Она:
— Хватит выдумывать! — Смотрю: уже и занавески занялись! Снова стучу.
— Вовка, вот сейчас в милицию позвоню!
— Звоните, звоните... А то сгорим!
Только учуяв запах дыма, она открыла дверь, схватила меня в охапку, бросилась на улицу и из автомата вызвала пожарных. Все потом удивлялись рассудительности пятилетнего мальчишки, а я, видимо, просто не понимал опасности.
Всегда хотел походить на спокойного отца, однако значительно больше черт характера унаследовал от мамы. Ей я обязан «пороховым» темпераментом, сентиментальностью и тем, что многое принимаю слишком близко к сердцу. Зато от папы взял актерское: неожиданный жест, какие-то мимические движения, поворот головы, интонацию... И мгновенное осознание на сцене, что это от него. Может, он просто видит меня и помогает? Не знаю...
Отец был очень хорошим актером. Объективно. Я знаю, что говорю, потому что помню его на сцене и читал много рецензий. Во всех театрах, где служил заслуженный артист РСФСР Сергей Юматов, он играл только главные роли. Ушел из жизни в восьмидесятом. Последним его театром стал Владимирский драматический, где благодарно и бережно чтут его память до сих пор!
Когда мне было девять, отец ушел от нас. Его второй женой стала не актриса, а врач. Думаю, он вполне осознанно выбрал женщину нетворческой профессии. Папа остался в Оренбурге, а мы с мамой вернулись в Москву к моей лучшей в мире бабушке Любови Александровне Шавриной — школьной учительнице ботаники и биологии. Но безотцовщиной я никогда себя не чувствовал. Отец меня нежно любил и когда бывал в Москве, обязательно со мной виделся. Храню его письма. А еще он баловал подарками: первые часы в жизни — позолоченный «Полет», фотоаппарат «Смена», коньки, транзистор «Сокол», велосипед «Спутник» — от него...
В конце шестидесятых появился отчим — Роман Георгиевич. Одно сочетание рычащих звуков в имени раздражало. Сухой и практичный, он работал чиновником в комитете стандартизации. Мама его побаивалась, трепетала при одном появлении и в конечном итоге с ним рассталась. После развода Роман Георгиевич выставил бывшей супруге счет в триста рублей — огромная по тем временам сумма! Дело в том, что когда мама брала деньги на хозяйство, отчим педантично записывал каждую копейку, и видимо, в его бухгалтерии что-то не сошлось. С трудом собрали требуемое, и я сам отвез долг.
Все это было позже, а когда мне исполнилось двенадцать, «моим девочкам» — маме с бабушкой — стало трудно справляться с Вовочкой. К тому времени я уже был с позором изгнан за поведение из одной школы и по-философски засомневался в необходимости посещать другую. На этом перепутье меня и застал вопрос мамы: «Вова, а ты не хочешь стать суворовцем?» Боже мой, да я даже мечтать об этом не смел!