Когда начался ковид, мы переехали в Москву в 2021 году. Мне очень было радостно, что дети начали обучение на русском языке. Это были пятый и шестой классы. Девочкам было трудно, ведь они начали учиться на иностранном для них языке, им пришлось догонять одноклассников. Хотя мы дома в Лондоне всегда говорили по-русски. Кстати, я очень благодарна мужу, что он никогда этого не запрещал. Луи и сам по-русски говорит прекрасно.
— Не могу не спросить про фонд «Подари жизнь», которому вы посвящали много времени и сил...
— Об этом фонде мечтала врач онколог-гематолог Галина Новичкова, это ее идея. И первым директором фонда стала Галина Чаликова. Вот такие две Галины встретились мне на пути. Чаликова была руководителем волонтерской группы, которая тогда помогала Российской детской клинической больнице. На базе этой больницы существовал научно-исследовательский институт детской гематологии. И там был коллектив молодых ученых, которые понимали, как лечить детей, какие нужны лекарства, как проводить по международному протоколу лечение. Этот фонд придумали не мы, известные актрисы, нас попросили помочь и дать свои имена.
Занимались всем директор, правление, попечительский совет, генеральный директор набрал огромный коллектив сотрудников. Когда я лично познакомилась с врачами, была поражена их самоотверженностью. Настоящие энтузиасты своего дела. Только в 2011 году, спустя шесть лет после первого концерта «Подари жизнь», в Москве открылся новый центр детской гематологии, онкологии и иммунологии благодаря Владимиру Путину. Историю Димы Рогачева все знают. Дима приехал в Москву, его уговорили местные врачи: «Поезжай в Москву, там блинов с президентом поешь!» И в какой-то день приехал в больницу президент встретиться с больным мальчиком, Именно благодаря Димке, ради которого президент приехал в больницу, врачам удалось к нему подойти со всеми документами и рассказать о том, как нужна такая научная клиника. Диму спасти, к сожалению, не удалось. Теперь этот медицинский центр носит имя Димы Рогачева.
История с фондом началась в 2005 году, я была с ним 15 лет, но с 2017-го не получаю отчетов фонда и не являюсь соучредителем с 2020 года. Но благотворительность не ушла из моей жизни, у меня много других проектов.
— Трудно ли вам было привыкнуть к жизни в Лондоне?
— Думаю, культурный код везде разный. Я очень советский человек и никогда не могла отделаться от какого-то сравнения внутреннего: у нас это так, а у них по-другому. Например, в Лондоне, может быть, зима не такая суровая, как в России, но...
Дети пошли в школу в четыре годика, и там нет ни сна, ни отдыха, осенний семестр у них до ноября. А уже в ноябре заморозки и может быть холодно, но дети обязаны носить летнюю форму — гольфики и легкое платьице. Помню, директор школы нас встречает у ворот в теплой куртке, в брюках. Я говорю: «Можно мы все-таки будем детей одевать теплее?» — «Нет, нельзя. Это не по уставу». Дети на физкультуре сидят прямо на земле. А у меня, русской мамы, с детства вбито правило: «Не сиди на холодном!» Все детки чихают, кашляют, но ходят раздетые. Потом мне казалось, что книги педагоги дают не те, что в четыре года надо читать другое. Мне казалось, что малышам в четыре годика нужно рассказывать про дружбу, про природу, зверушек. А им рассказывали про Великий лондонский пожар и чуму.
— Но что-то хорошее там было?
— Конечно, там много замечательных людей, это страна великой литературы, театра и кино. Например, с детским садиком нам повезло, мы вспоминаем мистера и миссис Оутс с любовью, до сих пор переписываемся. Детский сад был по соседству, семейный, там собирались дети с нашего района — от двух лет до четырех. Миссис Оутс учила их и английскому языку, и математике. А мистер Оутс вел кулинарные уроки, учил жарить яичницу и печь печенье. Мы с Луи с ними подружились, я любила разговаривать с мистером Оутсом, потому что он был монтажером у режиссера Кубрика. Иногда мы даже делали тематические вечера, смотрели вместе фильм какой-нибудь.
