— Только по поводу и ну прямо совсем редко. Режиссер — один, а ему должны подчиняться сто человек и стать единым организмом. Он объясняет актерам задачу долго, подробно и очень терпеливо. Это тоже манипуляция, чтобы добиться результата. И если раз он сказал, второй, а ничего не происходит, он, конечно, повысит на артиста голос, чтобы тот его услышал. Я иногда вообще не понимаю, как один человек управляет таким огромным механизмом. Это не взбалмошность, не дурной характер, как у плохих режиссеров, которые орут без повода. Нет, у Богомолова голос повышается только затем, чтобы добиться результата. И добивается же!
Репетиции нового спектакля — всегда крутой процесс. На самом деле взбучка помогает, потому что актеры — как дети: упустите кого-то из вида, он потянется не в ту сторону. Если ты не можешь сосредоточиться, тебе нужна встряска. Уж если она не поможет, ну тогда... до свидания! Встряска — последний аргумент, когда режиссер хочет добиться от тебя необходимого ему результата.
Мы знакомы с Константином Юрьевичем еще со времен «Табакерки», я сыграл в нескольких его спектаклях. Поначалу он поддерживает постановку, а потом отпускает, и спектакль начинает «лететь». Реально «летит» много лет уже без режиссера. Жесткая, выверенная конструкция работает, даже если на роль вводят другого человека. Были ситуации, когда спектакль уже принадлежал театру, Константин Юрьевич не мог ни во что вмешаться, в постановку вводились другие актеры. Но все равно спектакли не уходили из репертуара, потому что Богомолов создавал конструкцию на многие годы. Со временем, конечно, ее надо было поддерживать, но фундамент постановки кропотливо закладывался в разборах и читках, а потом цементировался.
— Сегодня вы играете главную роль в спектакле «Бэтмен против Брежнева», который поставила автор пьесы Саша Денисова. Там ваш герой Толя Дудочкин оказывается человеком с двойным дном. Как шли репетиции с другим режиссером, какие задачи она перед вами ставила?
— Репетиции проходили по-разному: что-то получалось, что-то нет, поскольку Саша Денисова — больше драматург, а здесь нужен был режиссер. И Константин Юрьевич во многом ей помог. Какую бы историю ни придумал драматург, нужно ее смонтировать, соединить части.
Классная трагикомическая пьеса — то, что я очень люблю. Люблю жанр, когда мы смеемся и вроде бы жизнь идет легко, а потом — раз! — и нет человека, нет семьи, нет страны. Пьеса об этом, это история времен молодости моих родителей, которую я застал маленьким, поэтому у меня с ней есть какая-то личная связь. История страны, целого поколения, такого по-детски инфантильного, трогает меня почти до слез. Это одна из моих болевых точек.
