Если бы сейчас спросили, какое время самое счастливое в моей жизни — проход по красной дорожке на Венецианском кинофестивале или съемки в каком-нибудь фильме, я бы ответила: самое счастливое время — это наша жизнь с Нюсей в кризисном центре. Там я чувствовала себя защищенной. Когда женщины выходили гулять с детьми, нянечки держали дверь открытой, чтобы мы могли забежать обратно, если вдруг возникнет опасность...
Мне выдали стандартный набор питания — макароны, чай, гречку, соль, сахар. Остальное привозила мама. Причем ей, как разведчице, приходилось постоянно менять внешность с помощью париков и темных очков, чтобы Алексей не смог ее выследить. Соблюдая конспирацию, она каждый раз выходила с работы, из Эрмитажа, из разных дверей — то из главного здания, то из служебного…
Чувство тревоги не покидало ни на минуту.
Я каждый день ждала, что рано или поздно Панин нас найдет. После того как срок стандартного пребывания в центре закончился, меня приютила подруга. Но невозможно до бесконечности скрываться и жить по чужим углам! В конце концов, Питер мой родной город, у меня есть здесь квартира, в которой мы с дочерью прописаны. Но вместо того чтобы жить там, мы прячемся, как преступники. Это же ненормально! И я решила вернуться домой. Подруга пыталась меня удержать: «Юля, вам нельзя там появляться! У твоего дома дежурит банда!» Но я ее не послушала.
На первый взгляд у подъезда царили тишина и покой. День прошел без каких-то эксцессов. Вечером я решилась выйти на лестничную площадку, и в это время в квартиру ворвались пятеро бугаев с Паниным во главе.
Я упала, ворвавшиеся стали тыкать мне в лицо какими-то корочками. Моя мама пыталась нас защитить. Панин сильно ударил ее дверью, которую мама придерживала. Она три недели лечилась от сотрясения мозга...
Нюся, которую Панин схватил, кричала от страха. И все-таки в этот день он не решился ее похитить. Как я поняла позже, он вовсе не за ней приходил. Во время устроенной в квартире потасовки незаметно установили «жучок» (Алексей впоследствии сам признавался об этом в одном из своих интервью). Теперь мы, ни о чем не подозревая, постоянно были под колпаком. А он ждал удобного случая, чтобы похитить дочь. И вскоре ему такой случай представился.
Нюся подхватила кишечный грипп, и нас забрали в больницу. А поскольку в доме был «жучок», Панин без труда узнал, в какой именно больнице мы находимся. Медперсонал клялся и божился, что в инфекционном отделении строгая охрана — мышь не прошмыгнет. Но надо знать Панина!
Леша появился в палате как ни в чем не бывало. Что-то кому-то сказал, улыбнулся... Как же, звезда! Все растаяли... Когда он вошел, я стояла у раковины, мыла посуду. Обернулась — Алексей уже бежит с дочкой по больничному коридору. Я заметалась по палате, но кто-то из его сообщников держал дверь с другой стороны, чтобы я не могла выйти. Как потом выяснилось, Алексей с дружками подпилили замки у боковых ворот больницы. Через них и убежали, украв у матери больного температурящего ребенка, которому еще нет и года. Это случилось 23 августа 2008 года.
Тогда я окончательно поняла, что за Нюсю мне предстоит бороться всерьез. И стала готовиться к судебному процессу. Я была уверена, что верну дочь законным путем, что смогу доказать правду. На первый взгляд все так и произошло.
Несмотря на все ухищрения Панина, суд вынес решение в мою пользу. Лешиного предательства, гадостей, которые он говорил обо мне на суде, я никогда не забуду. Предъявил справку о том, что я лежала в психушке, что у меня шизофрения. На что он рассчитывал? Судебно-медицинская экспертиза определила, что справка липовая (как и все остальные обвинения Панина). В итоге процесс я выиграла. Вот уже почти год как действует решение суда об определении ребенку места проживания с матерью. Но дочь мне так и не вернули...
Панину закон не указ. Сколько раз за это время Леша обещал мне хотя бы показать ребенка! Но когда я приезжала, в квартире либо никого не оказывалось, либо меня просто не пускали на порог. Я звонила в дверь, слышала Нюсин голосок: «Кто там?» и не могла даже на мгновение увидеть дочь…
Помню, приехала в Москву зимой, купила на рынке корзину с отборной черешней. Я не очень богатая женщина, но мне так хотелось порадовать дочку! А дверь не открывают. Сижу на заснеженной скамейке, рядом корзина с ягодами. Из подъезда вышла соседка, узнала меня. «Девушка, — говорит, — вызывайте милицию и забирайте ребенка! Сколько можно терпеть это беззаконие?!» Головорезов мне, что ли, нанимать, рвать дочь на части?
Недавно я вернулась со съемок фильма, в котором мою героиню неотступно преследует кровожадный зомби. Ужасно, но в какой-то момент эта роль показалась мне автобиографической. Вот уже несколько лет я живу в состоянии жестокого преследования. Преследования со стороны человека, который поставил себе цель: уничтожить мое счастье...
Думаю, на заре нашего романа у Леши были самые благие намерения. Он меня полюбил, хотел ребенка. Единственное, чего не хотел, так это менять свои холостяцкие привычки. В свои дела меня не посвящал, не желал говорить, куда уходит, когда вернется. Я должна была стать домашним животным, тенью, бессловесной самкой, произведшей на свет его потомство... Вот только я к этой роли не готова... Родители с детства приучали меня быть личностью, иметь свое мнение, добиваться поставленной цели.