И ведь везде успевала, в школе была отличницей (ну или почти), старостой, бойкая, активная, никого не боялась. Кстати, и с учителями поспорить могла. И уроки прогулять — если не нравились, но так, без последствий. Верно говорят: если «загрузить» ребенка любимым делом, он в плохую компанию не попадет. У меня и подруги в основном были тогда «музыкальные», из хора, — мы много времени вместе проводили. Часто гастролировали по разным городам и республикам, каждое лето проводили в хоровом лагере. А там и самостоятельности учишься, и младшим помогать, и заниматься много надо — мы исполняли не только детский, но и академический репертуар, на иностранных языках, старинную, церковную музыку...
Перед первыми гастролями (мне было девять лет) дома собрались все родные — поздравить, пообсуждать...
Мамина старшая сестра шутливо спросила: «Ну что, едешь в Баден-Баден?» Я задумалась, а потом серьезно так ответила: «Нет — в Гомель-Гомель...» Эта шутка у нас дома ходила очень долго.
Когда у тебя абсолютный слух и большой голосовой диапазон — музыка, пение легко даются. И я этим немного пользовалась — во время учебы не напрягалась, но к экзаменам всегда готовилась тщательно, музыкальную школу окончила с отличием.
А в переходном возрасте голос «сломался». О карьере певицы пришлось забыть, но продолжить музыкальное образование хотелось.
Помню, за полгода до окончания восьмого класса мама привезла меня в Москву, на прослушивание в Гнесинское училище — на дирижерское отделение. Дирижировала я в четырнадцать лет уже вполне прилично — на концертах выступала, песни с хором разучивала. Я и сейчас, когда слышу классику, начинаю дирижировать — если рядом никого нет. В Гнесинке мне тогда сказали: «Мы вас возьмем, спокойно сдавайте экзамены».
Я уже размечталась о том, что стану жить в Москве, у дедушки. Представлялось, как днем буду бегать на занятия, а вечером — на концерты... Но летом родители решили, что с Гнесинкой погорячились — рано мне еще в Москву ехать.
...Пришлось сдавать экзамены в музыкальное училище в родном городе.