А попался Мкртчян — не повезло! За какие-то пять метров бязи ему присудили десять лет уральских лагерей. Отец Фрунзика вернулся из-под Нижнего Тагила уже тяжелобольным человеком. И только после разоблачения культа личности… А накануне войны его жена осталась одна с четырьмя детьми.
— Как же я вас на себе вытащу? — беззащитно спросила она своих ребят в тот день.
— Разве ты одна? У тебя в семье остались мужчины! — успокаивал ее Фрунзик в свои 14 лет.
И тут же нашел работу киномеханика при заводе. Через квадратное окошечко в своей будке он каждый день смотрел новые фильмы. А дома повторял интересные эпизоды. Его любимчиком был Чапаев: чтобы нагляднее его изобразить, Фрунзик зажимал между носом и верхней губой щетку для одежды.
Василий Иваныч мог бы позавидовать таким усам!
Но в войну людям не до театров — жрать нечего! Семья голодала, порой приходилось делить на всех маленький кусочек черного хлеба. Некоторые ужасы того времени Фрунзик смог осознать, только когда вырос.
Однажды он с друзьями гулял во дворе и увидел почтальона, который не решался войти в дом к пожилой женщине. Уставившись на дверь, как брошенный щенок, делал шаг — и отступал. Заносил руку — и не мог постучать. Губы тем временем шевелились: он спорил с собой о чем-то... А Фрунзик знал, как ждала та соседка писем с фронта от единственного сына. «Ур-ра! — заорали мальчишки под ее окнами, игриво поглядывая на почтальона.
— Тетя, тетя, вам письмо!» Она вышла — и парня затрясло. Он не знал, как передать матери похоронку. А глупые дети все кричали «ура»… Этот эпизод врезался в память Фрунзика и вошел в фильм его родного брата Альберта «Песнь прошедших дней». Мкртчян сыграл того почтальона. Но и тут он умудрился выдать такой монолог, исполненный сомнений, что мы смеялись. А под конец он смял послание и сунул бумажку в рот с горьким отчаянием в глазах…
У Фрунзика были очень трогательные отношения с матерью. И Санам всегда выделяла его среди остальных детей. Даже когда сын уже вырос, она подходила к двери ванной и заботливо спрашивала, не потереть ли ему спинку. «Если грязно… Я себя с той стороны ни разу не видел!» — выкрикивал Фрунзик. Санам ласково объясняла: «Твой брат и сестры самостоятельные, а ты какой-то беспомощный».
Бытом Фрунзик и правда себя не обременял (иногда в холодильнике у него были только брынза и укроп).
В драмкружке его заметили сотрудники Ленинаканского театра им. А. Мравяна. Вся семья Мкртчян пришла смотреть на самого молодого актера, 16-летнего Фрунзика… Однако за весь спектакль родственники так и не дождались его выхода. «Ну вот, позвали играть, а на сцену не выпустили», — ворчали они. А во время поклонов «на бис» один сгорбленный дед распрямил плечи, вырос раза в два, лицо его разгладилось… И он превратился в юношу. И не в кого-нибудь, а в нашего Фрунзика Мкртчяна! «Ты даешь, старик!» — Зрители вскочили с мест, пораженные его способностью перевоплощаться.
Слава о новом актерском даровании долетела до Еревана, и Фрунзика вскоре переманили в самый лучший местный театр — Государственный национальный имени Габриэла Сундукяна. Там мы с ним и подружились — с тех пор скучать актерам не приходилось... Мкртчян в первый же день проявил себя во всей красе. Когда его спросили, где учился, не моргнув глазом отрапортовал:
— Музыкальный техникум, отделение виолончели!
Худрук выбежал из кабинета и вернулся с инструментом наперевес:
— А ну-ка сбацай нам что-нибудь!
Фрунзик возмущенно замахал руками:
— Зачем играть, слушай? У меня бумажка есть, что умею!
Его юмор всегда был, что называется, на злобу дня: многие тогда заканчивали институты, только чтобы получить корочку… А мы после этого выступления еще долго дразнили его виолончелистом.
В театре Фрунзика приняли за своего — сразу протянули стакан:
— Актер, который что-нибудь из себя представляет, должен быть пьющим.
Потом Фрунзик это утверждение неоднократно оправдывал. На съемках «Мимино» постоянно ходил «мод мухой». В результате Георгий Данелия рассвирепел — ввел сухой закон. Фрунзик выдержал неделю и развел философию:
— Я понял, почему бездарности завоевали мир. Они никогда не пьют, с утра встают свежие, как огурчики, и бегут делать деньги…
И вздохнул так тяжело:
— Какой кошмар!
Но в те дни для Фрунзика сто грамм уже были необходимы, как лекарство…