Танина родня в свою очередь была поражена тем, что, как ни странно, такой простой парень, как я, может заработать и деньги, и почет, и уважение, а работа моя чего-то стоит.
Мы с Таней сошлись, когда карьера Георгия Константиновича уже шла к закату. С самим Жуковым мне довелось общаться мало, в основном — через его доверенных лиц, бывших начальников СМЕРШа. Помню, пришел однажды к Тане, а она вся в слезах: дед умер.
После похорон вся ответственность за многочисленную семью легла на маршала Василевского. Было, конечно, много такого, о чем не расскажешь: перекрытие движения во время поездок на дачу, «свои» самолеты на озера… Только я в то время уже стал так популярен, что сам мог позволить себе все, что угодно. Пайки для госчиновников для нашей с Таней семьи как-то отошли на второй план.
А наше с ней охлаждение я связываю именно с периодом моего второго строительства, когда я занялся нынешним зданием театра.
Я просто стал регулярно задерживаться с людьми, увлекся планами, фантазиями — каким он будет, мой театр… И дофантазировался. В то время как я обретал дело, я терял жену.
Два-три месяца — и меня вышибло из моей стабильной жизни. Я так погряз в своем деле, так к нему прикипел, что дому в широком смысле от меня ничего не осталось. Я только замечал, что Таня стала чересчур раздражительной, раньше этого за ней не водилось.
Жена редко обижалась на меня, но в этот период что-то ее захлестнуло. И однажды, обидевшись, она ушла на вечеринку к подруге и не вернулась ночевать.
Я сам сто раз уезжал на съемки, сто раз был «в бегах», но этот ее поступок расценил именно как измену. Хотя что в этом такого, ну не пришла в эту ночь… Это был первый и единственный ее поступок такого рода за всю нашу совместную жизнь. Но мне в тот момент почему-то показалось, что мы с ней перешли черту, переступили порог морали. У нас ведь всегда были уважительные отношения друг к другу.
И сгоряча я хлопнул дверью — съехал на другую квартиру.
Надо было переждать, известно ведь: большинство пар скандалят и разбегаются во время ремонта. Люди просто устают… Вот, видимо, и мы устали. Я пропадал в театре, но и дома мог думать только о работе: где что достать, с кем из нужных людей встретиться, как и чем привлечь публику. Короче говоря, корабль нашей любви дал крен, хлебнули мы соленой воды взаимных упреков, перестали ценить друг друга.
Почему так вышло?
Ответа у меня нет. Одиночество — самое большое наказание, и сейчас я эту чашу испиваю до дна. Все в жизни давалось мне без особых усилий, стройка театральная не в счет — я ведь мужик, в конце концов. И вот я пополнил «союз одиночек»… Мириться с этим труднее всего.
Дети перенесли наш с Татьяной развод на удивление спокойно, без надрыва. Татьяна свои эмоции прикрыла светской маской, она всегда умела контролировать себя. Собственно, прямого разрыва нет. Дочь работает у меня в театре, красавица — в шестнадцать лет завоевала титул «Мисс туризм Канары», сам принц возил ее на лошади. С сыном у меня отношения на зависть всем отцам, он очень хорош: и внешность голливудская, и ум — талантливый «технарь», занимается разработками для Apple.
Жена и теща по-прежнему бывают на каждой премьере, мы поддерживаем дружеские отношения.
— Хорошо пожили, и хватит, — спокойно говорит Татьяна, подчеркивая, что мы с ней пересекли точку невозврата.
Женская обида — как ржавая противотанковая мина: никогда не знаешь, когда рванет…
Год после ухода из семьи я прожил один, и, честно говоря, прожил безалаберно. Потом у меня появилась девушка — Виктория Алмаева, я ее привел в театр, всячески помогал ей строить карьеру. Мы прожили вместе почти четыре года. А потом закружился мой «осенний марафон»: одна за другой… Чуть пожили — начинаются ультиматумы, девушки хотят все и сразу: карьеру и квартиру в одном подарочном наборе.