Я им даже чаек готовил. До личного администратора меня повысили только год спустя на вышеописанном Мадагаскаре.
На самом деле после того, как родители расстались, а я закончил свои отчаянные попытки отыграть эту ситуацию назад, мы общались с Димой чаще, чем когда он жил дома.
— То есть помирить родителей вы все-таки пытались?
— Как и любой ребенок, наверное. Тем более что взрослые иногда настолько витиевато описывают ситуации, что сразу и не догадаешься — крах неизбежен, развод неминуем. Мои ругались, как истинно интеллигентные люди, — в мое отсутствие, поэтому большая часть их ссор пролетела мимо моих ушей.
Что-то, конечно, долетало, но не казалось критичным… Иногда мама плакала. И тогда я звонил Диме и сообщал, что ей очень грустно. Случалось, она и сама просила сообщить ему о том, что плачет. Но ей простительно, она же женщина, а это так по-женски! Он приезжал, садился с ней рядом, гладил по руке, и проблема казалась исчерпанной. Поэтому когда мы однажды ехали с папой с моей тренировки и он сказал: «Я не поеду сегодня домой», — я даже подумал, что ослышался. «Почему?» —«В тупике... Я нахожусь в тупике». Какой он имел в виду тупик, я понял значительно позже. Он не мог вернуться домой, но и к женщине своей идти особо, видно, не хотел. Впрочем, тогда он все-таки свой выбор сделал. И даже мама его приняла. А я отказывался!
У соседа, который не общался со своим отцом с детства, спрашивал совета: как лучше поступить, какие ставить ультиматумы? «Если б знал, что больше не увижу папу, — глубокомысленно рассуждал тот, — сразу бы припугнул, что не буду общаться с ними обоими, если не помирятся. Хуже того, что родители не вместе, — ничего в целом мире нет...» Однако ультиматумы в моем исполнении почему-то никого особенно не впечатлили.
Папа переехал в дом напротив. Я каждый вечер ходил к нему в гости, мы общались, смотрели вместе любимые фильмы, и выглядел он совершенно довольным. Мама тем временем бегала на Петроградскую гадать на картах Таро. В общем, кроме как на самого себя, надеяться было не на кого. В голове моей родился и потихоньку начал вызревать план по восстановлению семьи в прежнем составе.
Основной проблемой мне виделась папина женщина. Это было логично: она появилась — и все рухнуло. Значит, от нее надо избавиться! А тут еще кто-то из ребят некстати забыл в гараже бейсбольную биту… Решил избавиться от любовницы отца с помощью биты.
В общем, представлялось мне все примерно так. Я надену черную маску, подниму воротник и, естественно с битой в руке, подкараулю ее поздним вечером в переулке. Женщина перетрусит, потому что я уже довольно высок ростом, а в полутьме уж точно сойду за взрослого человека. Скажу: «Ты знаешь, почему я тут?» Она испуганно замотает головой, и тогда я продолжу: «Не смей жить с Димой!
Уезжай сегодня же, иначе…» В финале я твердой походкой ухожу в сумрак, а она плачет и бежит собирать чемодан.
Когда я на кухне озвучил маме свою идею по использованию бейсбольной биты как идеального оружия возмездия, она впервые за долгое время расхохоталась: «Сынок, где же нам с тобой взять столько бит?»
В общем, отговорила меня. Телесные повреждения нескольких лиц (я понял мамин намек), да еще и по предварительному сговору… А потом я вырос. Увлекся театральным кружком. С удовольствием пел в хоре «Голос юности» под управлением нашей любимой Ирины Николаевны Дмитриевой. Папины фанатки, его женщины и бейсбольные биты — все осталось в детстве. Даже популярность нашей семьи уже не раздражала и не вызывала страданий.
Напротив, я начал подумывать, как бы из нее извлечь какую-нибудь выгоду?
«Нагиев? Сын Нагиева? — сказали в приемной комиссии одного театрального. — И слушать не стану!» Между прочим, зря — мне было что показать. К поступлению я готовился года полтора, и в моем активе имелось порядка 30 стихотворений, 40 листов прозы, 6 басен, 5 песен и 2 танца. Похудел я килограммов на 20. Поставил себе задачу поступать худым — и все тут. То, что меня не захотели слушать, не огорчило. Я был уже закаленным по части мнений о творчестве Нагиева-старшего чуваком. Кроме того, ни к подготовке меня, ни к составлению моего репертуара Дима никакого отношения не имел. Хотя люди, которые меня готовили, отношение к отцу все-таки имели, и самое прямое.
