Моя мать была в его рассказах какой-то дешевой шлюшкой, а их короткая любовь — просто мимолетным эпизодом, случайным всплеском похоти. Доказывать свое родство с этим человеком у меня не было ни малейшего желания.
— Скажите, а месье Делон…
— Знаете, я не хочу больше о нем говорить. Много чести. Надеюсь лишь, что он наконец-то получил то, что заслужил, — полное одиночество. Ему уже почти восемьдесят, а характер все такой же. Жена его бросила, дети разбрелись кто куда. Остались только собаки. И их могилы в его парке, где он уже подготовил склеп с эпитафией и для себя.
Если уж совсем честно — я и книжку-то об отце написал не для того, чтобы чего-то там доказать или призвать его к ответственности, а просто ради денег. За такие вещи хорошо платят. И я уже подал документы на изменение фамилии. Хочу вернуть себе имя матери.
— Наверное, вы слышали, что младший сын Делона Ален-Фабьен недавно попал в полицейский участок? Он притащил на вечеринку оружие из домашней коллекции отца и ранил им девочку.
— Меня все это уже не интересует и не трогает. Но то, что дети Алена страдают и ходят по острию бритвы, в этом целиком его вина. Он никогда не умел нас любить. И я не уверен, способен ли он вообще на подобное чувство. Кстати, я счастлив, что не унаследовал от него это качество. Когда моя подруга Вероник родила мне сына Шарля, не прошло и часа, как я уже был в префектуре и подавал заявление на официальное признание своего отцовства. Для меня недопустима мысль, что мой ребенок проведет жизнь в унизительном поиске правды.
— Можете ли вы представить себе, что когда-нибудь простите отца?
— Я не бог-мститель. Но для того чтобы тебя простили, надо как минимум попросить о прощении. Сомневаюсь, что отец когда-нибудь до этого снизойдет.
Кретей (пригород Парижа)