Узнав, что именно к нему ушла Екатерина Заболоцкая, она почему-то сразу прониклась к ней заочной симпатией.
Как бы то ни было, чтобы сменить обстановку и забыть Катю, Заболоцкий переехал в коммуналку Натальи на Первую Мещанскую. Ссориться они начали сразу, и их споры не прекращались ни на минуту. Едва ли Заболоцкий был счастлив. Тем не менее, оформляя через Литфонд путевку в Дом творчества «Малеевка», он с гордостью сообщил, что у него теперь другая жена, и тут же забыл ее фамилию. Потом, пристыженный, написал ее с ошибкой. В «Малеевке» тогда оказалось множество знакомых литераторов, а Заболоцкому не терпелось продемонстрировать свою новую молодую жену решительно всем.
Расстались они примерно месяца через полтора: он просто заявил Наталье, что хочет быть один. И переехал на Беговую, к детям. Конечно, несправедливо думать, что Николай Алексеевич не испытывал вообще никакого увлечения молодой, красивой и умной девушкой, именно ей он посвятил пускай одно-единственное, но ставшее таким знаменитым стихотворение:
Зацелована, околдована,
С ветром в поле когда-то обвенчана,
Вся ты словно в оковы закована,
Драгоценная моя женщина!
В квартире Заболоцкого все осталось в точности так, как было при Екатерине Васильевне, ни одна вещь не сдвинулась с места, только стало неряшливее: повсюду — на книгах и картинах — пыль, скатерть в пятнах и крошках. Его навещали близкие друзья — Тарковский, Винокуров, Межиров. Перед ними представала всегда одна и та же картина: неряшливо одетый поэт сидел за столом перед початой бутылкой водки, периодически опрокидывал стакан и все время слушал одну и ту же музыку — «Болеро» Равеля. Когда запись кончалась, он вставал и ставил пластинку заново. Присутствие гостей при этом его нисколько не смущало; он так и оставался наедине с собой в своем беспрерывном самоистязании.
Наконец через поэта Арсения Тарковского, у которого сил больше не было видеть одичавшего, медленно сходившего с ума Заболоцкого, удалось разведать, что Гроссман с некоторых пор чуть не по два раза в неделю наведывается к прежней жене Ольге Михайловне — «поработать в своем кабинете», и та принимает его.
— Ноги ее здесь не будет! — грубо заорал Заболоцкий, когда Тарковский, прощупывая почву, осторожно заметил, что Екатерина Васильевна очень беспокоится о его здоровье и тоже хотела бы его навестить.
Второй ответ был такой же:
— Не верю! Не пущу на порог!
И наконец:
— Пусть явится. Посмотрим.
Тарковский утверждал, что когда Заболоцкие увидели друг друга, оба с плачем кинулись друг другу в объятия. Это была душераздирающая сцена… Но у Екатерины Васильевны были теперь обязательства и перед Гроссманом: через пару часов она заволновалась, засобиралась уходить. Заболоцкий сидел, не поднимая глаз, и, когда она уже стояла на пороге, не выдержал и выдавил из себя: «Ну, когда снова к нам объявишься?»
И Екатерина Васильевна стала «объявляться» по два, а то и по три раза в неделю. Приходила в свой бывший дом, повязывала фартук и принималась мыть полы, отскребать плиту, готовить еду на несколько дней. Заставляла Николая Алексеевича пить лекарства, никогда не забывая принести их ему.
