Это было славное время. Оля переехала в трехкомнатную квартиру в Одинцово, где жили ее мама и сестра. Но квартира была свободна: мама круглый год на даче, сестра уехала с мужем работать в Германию, так что жилплощадь оказалась в нашем распоряжении. За столом регулярно собирались друзья, часто приезжал Ромка Мадянов, Люська Нильская с мужем, зажигали любимые Олины свечи, я брал в руки гитару и пел песни собственного сочинения. У Люси с Жорой раньше всех появился видеомагнитофон, и я, достав дефицитные кассеты, дневал и ночевал у них на «Полежаевской».
Люська обожала фантастику. Помню, сядет поудобнее у экрана и все три часа лузгает семечки. Оле, естественно, это не нравилось. Однажды звонит: «Все, Соколов! Не могу больше, забираю тебя домой!» Специально приезжала за мной из Одинцово. Правда, скоро ей это надоело, и Прошка, как мудрая женщина, решила: «Надо срочно покупать видеомагнитофон! А то я тебя совсем не вижу». Вскоре у нас появилась громоздкая «Электроника», и теперь уже друзья засиживались в Одинцово до поздней ночи.
Конечно, у меня были комплексы: ну чем я Олю после ее богатого товарища могу удивить? Денег-то совсем нет. Раз приехал без подарка, второй… На третий неудобно стало: «Что, я к любимой так и буду таскаться с пустыми руками?» У меня в те времена был шикарный кожаный плащ. А у нас в администрации работал один небедный мальчик. Я к нему подхожу и спрашиваю:
— Нравится плащ?
— Классный!
— Хочешь, продам по дешевке?
— Серьезно? А сколько?
— Сто рублей.
— Восемьдесят!
— Идет.
Ну конечно идет, плащ-то пятьсот стоил! И я на всю сумму покупаю шикарных конфет, шампанского, вина, цветов и приезжаю к Оле. Спустя какое-то время она поинтересовалась:
— А где твой плащ?
— Да... он порвался, — отвечаю, — отдал в починку, — так и не признался, что плащик мы съели и выпили.
Только один раз за весь наш букетно-конфетный период произошел эпизод, который меня как-то очень неприятно резанул. Однажды в выходной Оля предложила:
— Поехали купаться?
Я отвечаю:
— Не хочу, устал...
И вдруг она говорит на полном серьезе:
— Да? Ну тогда пошел вон отсюда!
Я, ничего не понимая, собираюсь и молча ухожу. Буквально через два дня перед спектаклем она подошла, виновато дернула за рукав:
— Извини меня, пожалуйста...
— Это, надеюсь, было в первый и последний раз?
— Да-да-да!
И больше, действительно, подобных размолвок не случалось. У нас были равные отношения, никто не боролся за лидерство, не пытался давить, не стучал по столу, мол, как я хочу, так и будет! Когда только к Оле переехал, прямо у нее спросил:
— Вот только честно — не жалеешь? Ты мою жизнь знаешь: я нищий артист, еще и алименты двум детям плачу. Все взвесила?
И тут она произносит сакраментальную фразу:
— Лучше я буду нищей развешивать пеленки, чем жить с нелюбимым!
Одним словом, Оля выбрала любовь...
Мы бы с ней, конечно, еще долго с мыслями собирались — жениться не жениться, но тут вдруг совершенно случайно познакомились друг с другом наши матери. Соня, Олина мама, работала продавщицей в магазине на Кутузовском, а моя — пришла что-то купить. Они разговорились.