Ворошилов устроил старого друга в расположенную на улице Радио специализированную клинику. После выписки отец держался пару месяцев, а потом все началось сначала. В клинике папа лежал три или четыре раза, и срок, когда лечение помогало, становился все короче. Я навещала отца в больничной палате, и однажды старый врач, отведя меня в сторону, сказал: «Деточка, вы должны знать, алкоголизм неизлечим. Мне очень жаль. Вас — в первую очередь...»
Но я все равно надеялась, что папа — волевой, мужественный, мудрый — сможет побороть болезнь. Не могла не надеяться, потому что очень его любила, а он любил меня.
Вскоре после очередной выписки из клиники отец появился на пороге дома в компании с человеком, лицо которого было испещрено шрамами и рубцами от ожогов: «Нина, знакомься! Это мой друг — пламенный революционер, который даже под пытками не отрекся от коммунистических идеалов!»
Гость отца (его имени я не помню) был венгром по происхождению и в семнадцатом году приехал в Россию, чтобы помочь рабочим и крестьянам в борьбе против империалистов. После окончания Гражданской войны вернулся на родину, где сразу был брошен в тюрьму. Каким-то чудом венгра-революционера, ставшего после изуверских пыток инвалидом, советским властям удалось вызволить из застенков и вывезти в Союз. От нестерпимой боли в переломанных костях врачи выписали бывшему узнику уколы, которые облегчали страдания. Сейчас я понимаю, что, скорее всего, это были наркотики. Узнав, что отец мучается бессонницей, старый друг предложил:
— Хочешь, сделаю тебе укол — уснешь как младенец.
— Давай! — обрадовался папа.
Лекарство подействовало — отец проспал всю ночь, а утром вошел ко мне в комнату бодрым и веселым: «Предлагаю вечером, когда после школы сделаешь уроки, сходить в кино!»
Венгр появлялся в нашем доме все чаще. Однажды после его визита я тихонько зашла в комнату отца, чтобы взять шкатулку с нитками, и увидела: папа лежит на тахте, в руке — дымящаяся папироса, глаза закрыты, а лицо будто высечено из серого камня. Осторожно вынула цигарку из его пальцев, затушила и, выбравшись на цыпочках в коридор, постучала к соседям: «Тетя Глаша, посмотрите, что с папой?! Он спит или ему плохо?» Соседка вошла в комнату, и через мгновение оттуда раздался истошный крик: «А-а-а-а!!!» Я сразу все поняла. Стены, потолок поплыли перед глазами, а потом наступила темнота. Очнулась в своей комнате. Одна. Когда постучалась к соседям, тетя Глаша сказала, что папу увезли в морг, и посмотрела так жалостливо, что у меня защипало в глазах. На какие-то часы я забылась сном, а утром, когда зазвонил будильник, оделась, взяла портфель и пошла в школу. Удивительно, но я и впрямь не понимала, почему учителя и одноклассники так странно на меня смотрят. Перебирала в уме, чего такого в последнее время натворила (сорвиголова была еще та!), чтобы вызвать пристальное внимание...