Вскоре мы с Мамоновым сняли квартиру на «Бабушкинской». Только обжились, звонят хозяева: «Вам срочно нужно съехать». На улице зима, тридцать градусов мороза. А у нас мебель, аппаратура, цветы. Придумали хитрый план: я вернулась к родителям, а Петя нанял машину, погрузил в нее весь наш скарб и пригнал к моему подъезду.
— Гляди, под окнами выгружают стулья, кадки с цветами, — сообщаю маме, — это ко мне.
Она всполошилась:
— Оля, как же так? К нам нельзя!
Побежала к папе советоваться: какой-то очередной ухажер дочери с мебелью собирается въезжать в их трехкомнатную квартиру. Караул! Родители выступили категорически против. Они Мамонова совсем не знали. Звоню Липницкому: «Забери своего друга. Он у меня под окнами с мебелью стоит». Саша и увез Петьку.
Потом мама сжалилась и позволила нам поселиться в ее однокомнатной квартире на улице Космонавтов. Даже купила по записи модную чешскую стенку. Мы начали «вить гнездышко». Первое, что сделал Мамонов, — просверлил дрелью отверстие в дефицитной стенке, чтобы протянуть провода от розетки к своей аппаратуре.
Петя всегда был пьющим. Я знала, хотя он тщательно от меня это скрывал: на глазах не пил ни разу. Обычно уезжал пить к друзьям на Николину Гору. Многое выяснялось постфактум. Иногда, если родителей не было в Москве, мы перебирались на «Киевскую». Мама из заграничных командировок привозила маленькие сувенирные бутылочки с алкоголем и любовно расставляла свою коллекцию в серванте. Однажды все эти бутылочки Петя выпил. И аккуратненько вернул на место уже пустыми. Самое неприятное, что он, как оказалось, не пощадил и мамины духи.
Но когда любишь, многого не замечаешь, многое прощаешь. На Петю, который меня обожал, трудно было сердиться. Вот представьте: открываю утром глаза от того, что на меня капают слезы Мамонова.
— Олечка, это ты?
— Я... — отвечаю довольно.
От радости, что, проснувшись, видит меня, Петя не мог сдержать слез. Сегодня понимаю: видимо, недооценивала силу его чувства — молодость эгоистична. Петя сильно храпел, и в какой-то момент я попросту отселила его на кухню. Он сколотил кровать из досок и ночевал там, ворча: «Как заключенный сплю на нарах». Если я читала в комнате допоздна, стоило позвать, тут же с готовностью появлялся.
— Что, Олечка? — с надеждой глядел на меня.
— Свет выключи.
Мы собирались пожениться, строили планы. Мамонов познакомил меня с мамой. Она была похожа на Анну Ахматову — высокая, с прямой черной челкой. Курила «Беломор». Петя, когда приходили к ней, сразу лез в холодильник:
— Мам, можно чайку?
— Пожалуйста, угощайтесь. Только разносолов нет. Сидим с отцом на мели. У нас, творцов, то густо, то пусто.
Валентина Петровна была одним из лучших переводчиков со скандинавских языков.
Мамонов ласково звал меня Муха, Мухочка, а я его — Муравей. Услышав это, Валентина Петровна внимательно на меня посмотрела и спросила: «Ты что, в мухах ходишь?» Потом мы сократили свои прозвища до одного слога — Му. Так что у меня своя версия, почему группу, которую он позже создаст, Петя назовет «Звуки Му».
Я стала свидетелем рождения гения и знала об этом. Подруги не понимали моего выбора: «Зачем тебе Мамонов? Денег нет. Он же сталкер!» Петя все время думал о чем-то глобальном, и меня постепенно это начало тяготить. А молодость нетерпелива. Он ведь почти ничего не зарабатывал, знаменитым тогда еще не был. Мне казалось, что счастье не с ним, а где-то в другом месте. Я ругалась: «Петь, ты нищий! Посмотри, вон напротив гостиница «Космос», какие из нее люди разодетые выходят, и все духами пахнут!» В ответ Мамонов только молчал.
