Коллеги оказались правы — мне самому пришлось писать за Крючкова передовицу: мол, я постоянно думаю о взрывах на полигоне Невады, даже на рыбалке, куда езжу с внучкой. О ней-то в первую очередь и болит душа — какое будущее ожидает Катеньку, в каком мире ей предстоит жить?
Позвонил Крючкову:
— Статья готова. Могу сейчас прочитать по телефону или приехать с напечатанным текстом.
— Давай ко мне домой. Статью можешь не везти — и так знаю, что все нормально. А вот доверенность не позабудь.
Кинолегенды вроде Крючкова, Меркурьева, Глебова всегда очень внимательно следили за тем, чтобы писавшие за них журналисты получали гонорар. Для того и нужна была доверенность с автографом актера. Особую щепетильность проявлял еще один друг и партнер бабушки — Глузский: они вместе снимались в «Тихом Доне» Герасимова и в фильме «Дожди». Так вот, Михаил Андреевич несколько раз переспрашивал: «Я могу быть уверен, что вы получите деньги? Не случится так, что их пришлют мне? Не смущайтесь, молодой человек, я знаю — профессия журналиста не из хлебных».
Большинству актеров было абсолютно наплевать, что я там писал от их имени (знали: крамолу редактор не пропустит — и ладно), но однажды экспресс-метод сильно меня подвел. Сочинив интервью с Ириной Алферовой, с легким сердцем набрал ее домашний номер и нарвался на Абдулова. Узнав, что в завтрашнем номере «Советской культуры» выйдет интервью с женой, Александр подозрительно поинтересовался:
— А когда вы разговаривали? Она уже неделю как в Германии.
— Да мне и не пришлось ее тревожить, — весело объяснил я. — Сам сочинил и вопросы, и ответы, но счел себя обязанным поставить в известность...
Что тут началось!
— Безобразие! Я буду жаловаться! Вашему главному редактору, в Госкино, в Министерство культуры! — кричал Абдулов.
Мои жалкие оправдания:
— Я же только о хорошем... — потонули в лавине его гнева.
Положив трубку, пошел с повинной к завотделом кино Льву Александровичу Парфенову — образованнейшему и интеллигентнейшему человеку, у которого самыми ужасными ругательствами были слова: «Андрей, ну как же так?!» Выслушав рассказ о журналистском хулиганстве, милейший Лев Александрович схватился за сердце, но увидев мое потерянное лицо, принялся успокаивать: «Ничего, все поправимо. Сейчас бежишь в магазин, покупаешь две бутылки водки — и с ними в типографию. Там просишь наборщиков поменять прямую речь на косвенную — из интервью получится заметка за твоей подписью».