— Катя, будешь плясать.
— А что, так можно? — и пошла.
По внутренним ощущениям нынешняя Катя кардинально изменилась, стала совсем другой. Например, как уже говорила, теперь меня очень трудно удивить. А раньше глаза то и дело распахивались: «Ах! Надо же!»
Я перестала очаровываться людьми, а без этого в профессии нелегко. Помимо инструмента тела требуется эмоциональный инструмент — желательно легкий, положительный. В четырнадцать-пятнадцать лет, когда поступила в театральное училище родного Нижнего, верила во все прекрасное и удивительное: в любовь между людьми например. Казалось, что люблю буквально ВСЕХ вокруг. Сейчас все иначе: не хватает меня на других... Нет времени уделять внимание, растрачиваться, вникать. Усталость, недосып, и вот — внутри пусто. Теперь рядом достаточно самых близких и родных. Всё! Ведь любовь — это дар, полное включение, даже когда нет сил и ничего не хочется... Кому-то еще в детстве выдают полный мешок, кому-то — как мне — нет. Но в моем окружении есть люди, которые любят всех вокруг. Их фамилии вам ни о чем не скажут, но они — мои кумиры. В них столько милосердия, вселенской доброты, прощения, понимания, им не требуются усилия, чтобы чувствовать: «вот сейчас я прощаю, сейчас понимаю». Их сердца настроены правильно.
— Кто этот мешок дает, как вам кажется? Родители?
— Нет. Тот, в кого вы верите: Космос, Судьба, Бог. Поэтому находятся те, кто ни разу в жизни не любил. Они даже не понимают, как это.
— Почему вам не хватило обучения в Нижегородском театральном училище и вы отправились в Москву?
— И там и здесь я училась на актерском факультете. По сути, везде учат одному и тому же. Но мне, девочке честолюбивой, была важна корочка о высшем образовании. К тому же захотелось прощупать почву в незнакомом городе и понять, куда двигаться дальше. Если говорить чисто теоретически, можно было обучение в столице и пропустить, поскольку опыт приобретался не в стенах альма-матер, а на съемочных площадках.
Но я стараюсь никогда ни о чем не сожалеть, ведь неизвестно, как сложилась бы профессиональная судьба, не поступи я в Школу-студию, не окажись в Москве. В столице я психологически окрепла, стала более зрелой. Прошла путь от цыпленка до взрослого человека.
— Разочарование в профессии вам знакомо?
— Конечно. Это было не один, а миллион раз. И, уверена, будет еще. Но такого, чтобы всерьез задуматься о смене профессии, не случалось. Я заражена актерством, и это хроническая болезнь. С детства мне нравилось смешить, дурачиться. Я знала много стихов, быстро их запоминала. Поскольку занималась художественной гимнастикой, часто выступала перед публикой. Определенные зажимы, робость присутствовали, я их преодолевала. Для того чтобы понять, с чего вдруг подалась в артистки, необходимо рассказать немного о детстве и условиях, в которых выросла.
Наша семья много лет прожила в деревянном бараке. Окна располагались настолько низко над землей, что, скорее, это был полуподвальный этаж. Две смежные комнаты в коммунальной квартире без горячей воды. Однажды осознала, что просто хочу вырваться из этой реальности и оказаться в другом мире. Вздохнуть, увидеть новые краски, другие — красивые — картинки вокруг. Это не значит, что я ощущала себя несчастной или мне было плохо. Нет! Было хорошо, но тесно! Хотелось по утрам чистить зубы не ледяной водой, а теплой. И волосы мыть когда захочется, а не когда вода на плите согрелась. Думала: «Не хочу такой жизни, как у мамы. Пусть будет по-другому. Хотя бы чуть-чуть!» Нет, с мамой все в порядке, ее-то все устраивает. Но я не желала повтора. Сейчас не уверена, что эти мысли в юной голове были правильными. Раньше меня сильно удивлял родной брат. Когда говорила ему:
— Давай меняй все, переезжай из Нижнего в Москву, — он отвечал: