В ней глубоко сидела определенная система ценностей, которая не позволяла ей, например, никогда не только плохого не говорить о своих мужьях, но даже и не рассказывать историю их любви. Потому что у каждого из них жива вдова и Ирина Петровна считала, что память об этих мужчинах теперь принадлежит им, а не ей. Она говорила: «Ну как я буду рассказывать, как такой-то за мной ухаживал, если жива его последняя жена? Каково ей будет это слушать?» Много ты таких публичных людей знаешь? А ведь романов в ее жизни было больше, чем браков. Но никогда ничем она не оскорбляла памяти тех людей, с которыми она была связана, и их близких.
А на похоронах Ирины Петровны, когда мы были на кладбище, произошел такой случай. Было совсем мало народу. И вдруг прямо к ее могиле подъехал раритетный лимузин. Из него вышел высокий седовласый мужчина, такой же раритетный, как и его авто. Шикарно одетый, идеально причесанный, он держал в руке одну розу. Он с достоинством положил ее на могилу, постоял, и было видно, что это что-то личное. Потом с таким же достоинством он сел за руль своего красивого авто и удалился. Мы до сих пор гадаем, кто это был. Никто не знает! Значит, были у нее свои тайны!
— Как ты думаешь, почему она так рано закончила личную жизнь? Это был какой-то выбор, какое-то решение? Потому что такая красивая женщина могла быть востребована всегда, в нее влюблялись до последних дней.
— Ну во-первых, не так уж и рано она ее закончила. А потом, я бы не сказала, что она была одинока. Хотя, наверное, в глубине души она это одиночество чувствовала даже в молодости. Вот смотрите: она никогда не была одна. Она всегда себя окружала людьми, это были или друзья, или помощницы. Даже когда она играла спектакль, в зале всегда должен был находиться кто-то свой. Ей так было надо. Именно поэтому я просмотрела спектакль «Моя дорогая Матильда» более тридцати раз. Потом, она всегда окружала себя предметной средой. Дома у нее все было заставлено. Там обеденный такой круглый стол, на нем куча предметов антиквариата — и вот такое местечко для своей собственной тарелки.
— То есть вот эти фоторамочки, игрушки, украшения, какие-то памятные подарочки...
— Да. Если ты была у нее в гримерке, там весь стол заставлен кучей каких-то штучек, а на диване — мягкие игрушечки, подушечки. Не сомневаюсь, что все они тоже проходили у нее под каким-нибудь личными именами. Я говорю: «Ирина Петровна, уберите это все, это же вам мешает, рукой двинуть нельзя! На диван прилечь не можете! Дышать будет легче, если все убрать!» — «Так, у меня все хорошо!» — говорила она. То же самое было у нее в «мерседесе». Хочешь сесть на заднее сиденье, а там уже, кроме тебя, десяток мягких игрушечек, подушечек, сердечек. Я все это сгребала, а она говорила: «Потом все положите на место!» И я их обратно рассаживала.
