Я потихонечку стала в него влюбляться. Как потом оказалось, он тоже от меня не отставал. Позже Миша признался, что его покорили моя беззащитность и хрупкость: такая маленькая одинокая девочка в большом, мрачном городе, полном соблазнов…
Я ведь приехала учиться на актрису из Ташкента и снимала комнату в коммунальной квартире. Миша сразу же стал меня опекать и все время намекал на подстерегающие опасности в этих каменных джунглях — вокруг ходят коварные мужчины, которые обязательно бросятся на бедную девушку, соблазнят ее, обманут, погубят и т.д.
— Он, видимо, судил по себе… Наверняка у него уже имелся богатый опыт в любовных делах…
— Да, у него был серьезный роман в институте с однокурсницей, очень красивой казачкой.
Мама его была против этой связи и предостерегала Мишу от женитьбы. Он, видимо, побоялся связать с этой девушкой свою жизнь, так что его первая любовь, так никуда и не устроившись, уехала (тогда остаться в Ленинграде можно было только при наличии прописки). Миша окунулся в театральную среду, молодой, свободный… А это очень опасная среда! На него тут же набросились все женщины, какие только оказались вокруг. Я по своей неопытности этого просто не замечала. Уже потом, задним числом, поняла, да и Миша сам мне кое-что порассказал… Правда, надо отдать ему должное, он никогда никого не закладывал, никаких имен не называл. Театру вообще свойственны донжуанство, любовные интриги и романы, а театр того времени был особенно богемным: портвейн «Агдам», свободные отношения, обмен парами, безоглядная любовь…
А потом ему так захотелось меня защитить, что у нас в результате возник «служебный роман».
Мы «репетировали» романтические поцелуи очень упорно, долго и… с удовольствием. Скоро начали встречаться уже не в декорациях, а в жизни. Сначала очень целомудренно — ходили держась за руки, ничего «такого» у нас и в помине не было. Мы даже спали в одной постели, нежно обнявшись, но без продолжений. Он просто старался меня не обидеть, очень бережно ко мне относился. Почти год прошел, прежде чем мы решились на полное сближение. Мне было 19, а ему уже 23… И когда наконец все произошло, он вдруг надолго пропал! Помню, я так переживала, мучилась: почему?
В театре мы виделись, я натыкалась на его холодное: «Привет!», и расходились в разные стороны. Я ничего не спрашивала, не звонила, а дома каждый день рыдала в подушку. Так продолжалось примерно с месяц. Но как-то на одном банкете мы вдруг закружились в танце, обнялись и... больше не расставались. Думаю, он испугался тогда: такой красивый петух, а тут сразу серьезные отношения, какие-то обязательства… Но и потом он частенько оставлял меня одну. Вдруг уходил на какой-то праздник, ни слова не говоря. Новый год всегда праздновал у мамы. Я сижу дома одна, со мной истерика, еле сдерживаю желание с собой покончить, и вдруг в последний момент, где-то за час до боя курантов, раздается звонок с милостивым приглашением. Мы проводили часик с его мамой, а потом отправлялись к кому-нибудь в гости.
У нас была изумительная компания: Миша, Толя Равикович, совсем юный в то время Сережа Мигицко. Вместе готовили какие-то капустники, играли в массовке, ездили за город, хохмили, пили вино… Театр был на взлете, все любили друг друга... Однажды, помню, встречали Новый год в театре. Был очень веселый капустник, в котором неожиданно для всех приняли участие Миша и Сережа. Они вышли на сцену и объявили: «Сейчас мы снимаемся в фильме «Неуловимые мстители». Сережа играет Николая, Миша — Алексея. У нас там много погонь. А вам мы покажем маленький фрагмент из этой картины». Громко запев: «Погоня, погоня, погоня, погоня в горячей крови», они удалились за дверь зала, стремительно разделись догола и пулей пробежали перед обалдевшей публикой. А бежать надо было метров сто! Потом быстренько оделись и вышли на поклон под гомерический хохот.